Шапиро Ефим Львович (1895)

Дата рождения: 17 ноября 1895 г.
Место рождения: Киевская обл., г. Богуслав
Пол: мужчина
Национальность: еврей
Социальное происхождение: из служащих
Образование: высшее
Профессия / место работы: директор Всесоюзного института сельскохозяйственного машиностроения
Место проживания: г. Москва, Фрунзенская наб., д. 2, кв. 13
Партийность: член ВКП(б)

Дата расстрела: 8 апреля 1938 г.
Место захоронения: Московская обл., Коммунарка

Дата ареста: 31 января 1938 г.
Обвинение: участии в к. -р. террористической организации
Осуждение: 8 апреля 1938 г.
Осудивший орган: ВКВС СССР
Приговор: ВМН (расстрел)
Дата реабилитации: 1956 г.
Реабилитирующий орган: ВКВС СССР

Источники данных: БД "Жертвы политического террора в СССР"; Москва, расстрельные списки - Коммунарка

Биография

Текст предоставлен родственницей Татьяной Федоровой.

Ефим Львович Шапиро родился в 1895 году в Богуславе Каневского уезда Киевской губернии в семье народного учителя.

Ефим окончил народную школу, затем – специальную сельскохозяйственную школу, выучился на помощника аптекаря и работал в аптеках Мариуполя, а в 1917 году сдал экстерном экзамены за семь классов гимназии.

С февраля 1917 года Ефим Шапиро активно участвовал в профсоюзной работе. В Гражданскую войну, когда Мариуполь переходил из рук в руки, он поддерживал подпольную связь с большевиками, а после того, как в марте 1920 года город окончательно оказался под контролем большевиков, вступил в ВКП(б) и был назначен начальником Санитарного управления Мариуполя.

После окончания Гражданской войны Ефим Львович продолжил учиться: в 1923-1929 годы – в Харьковском сельскохозяйственном институте на агрономическом факультет, в 1931-1936 годах – заочно в Московском вечернем машиностроительном институте, где получил специальность «инженер-механик».

Став высококлассным специалистом, Шапиро попал в когорту высшего руководства советской промышленностью. В 1931 году его назначили директором Украинского научно-исследовательского института сельскохозяйственного машиностроения (УкрНИИСХОМ), который размещался в Харькове, а в январе 1935 года, после получения второго высшего образования, Ефим Львович перевелся на должность директора Всесоюзного научно-исследовательского института сельскохозяйственного машиностроения (ВНИИ Сельхозмаш). Вместе с семьей – женой, сыном и матерью – он переехал из Харькова в Москву и поселился в элитном доме на Фрунзенской набережной.

Наступил 1937 год. Желание Сталина списать неудачи социалистического строительства на происки шпионов и вредителей, а также стремление посеять в людях страх и отбить у них всякое желание выступать против него самого и против проводимой им политики привели к усилению политических репрессий. В различные министерства и организации начали рассылаться директивы: активизировать поиски вредителей и врагов советской власти своими силами, помимо НКВД. Никто не мог знать, кто следующим окажется в этой мясорубке. Под каток репрессий попадали как лаборанты, так и директора. Несколько десятков тысяч руководящих работников разных уровней было репрессировано только во второй половине 1930-х годов.

Осенью 1937 года волна политических репрессий докатилась и до сельскохозяйственного машиностроения. Один за другим были арестованы многие сотрудники предприятий и институтов, расположенных в разных городах. И несмотря на то, что работа по созданию новых сеялок и хлопкоуборочных машин в руководимом Шапиро институте шла вполне успешно, в декабре 1937 года его исключили из партии, сняли с должности директора и уволили из института, а 31 января 1938 года арестовали. Согласно документам из следственного дела, он был «изобличен в том, что являлся участником антисоветской право-троцкистской диверсионно-вредительской террористической и шпионской организации, существовавшей в промышленности сельскохозяйственного машиностроения, и проводил подрывную работу». Шапиро предъявили обвинения по статьям 58-7 и 58-11 и избрали «мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда содержание под стражей».

«Следствие» вел оперуполномоченный лейтенант ГБ Голубев. За два месяца Ефим Львович был допрошен им всего один раз. В архивно-следственном деле нет ни экспертиз, ни технической документации, лишь показания таких же, как Шапиро, «вредителей», арестованных чуть раньше.

Через два месяца, 28 марта 1938 года, был составлен и подписан расстрельный список «Москва-Центр». В нем 163 фамилии. Подписи на первой странице поставили Сталин, Молотов, Каганович, Жданов, Ворошилов. Ефим Львович Шапиро в этом списке под номером 145, он идет «по I категории», что означало расстрел.

Попасть в расстрельные списки в 1937-1938 годах означало, что твое дело будет рассмотрено в ускоренном темпе: тебе дадут всего один день на ознакомление с обвинительным заключением, судебное заседание займет всего 15 минут, дело будет слушаться в закрытом заседании без участия обвинения, свидетелей и защиты, а твой приговор уже известен заранее, до суда, и у тебя нет права на его обжалование. Новые процессуальные нормы, введенные постановлением ЦИК СССР от 1 декабря 1934 года, всего через несколько часов после убийства Сергея Кирова, позволяли выносить смертные приговоры по политическим делам без лишней волокиты.

Именно так проходило «следствие» и «суд» над Шапиро. Уже на следующий день после подписания расстрельного списка, 29 марта 1938 года, было подписано и обвинительное заключение:

«ШАПИРО Ефим Львович, 1895 г. рождения, урож. Киевской области, еврей, гр-н СССР, служащий, быв. член ВКП(б), исключен в 1937 году из партии за потерю бдительности, по специальности агроном, не судившийся, семейный, до ареста директор Научно-Исследовательского института с/х машиностроения. Обвинялся в том, что:

1. являлся участником антисоветской, право-троцкистской, террористической диверсионно-вредительской и шпионской организации в с/х. машиностроении.

2. по заданию названной организации для проведения подрывной работы в Институте с/х. машиностроения создал там а/с группу, в которую вовлек ряд работников института;

3. как главарь а/с группы провел большую разрушительную работу в названном институте;

т.е. в преступлениях предусмотренных ст. 58 п.п.7,11-58-8».

Через десять дней, 8 апреля 1938 года, состоялось закрытое судебное заседание выездной сессии Военной коллегии Верховного суда Союза ССР. На суде Ефим Львович отказался от своих показаний, данных во время следствия. Он заявил, что «на предварительном следствии дал ложные показания на себя и в этом считает себя виновным». В последнем слове он просил сохранить ему жизнь.

В тот же день приговор был приведен в исполнение. Ефиму Львовичу было 43 года.

Ефим Львович Шапиро был реабилитирован в 1956 году за отсутствием состава преступления.

Характерно, что в качестве свидетеля на судебный процесс по реабилитации Шапиро был вызван и давал показания Николай Алексеевич Голубев — тот самый следователь, который вел его дело в 1938 году. Голубев сделал неплохую карьеру в органах госбезопасности: дослужился до звания генерал-майора. В 1955 году он уже в запасе. Лучше него самого никто бы и не рассказал, как именно велось следствие. Вот его показания: «…На поставленные мне вопросы, как велось следствие по делу <...> и Шапиро показываю, что, как и все дела в то время, на основании существовавших установок руководства 3-го Отдела ГУГБ НКВД велось ускоренным и упрощенным методом и темпами, выражавшимся в том, что допросы арестованных осуществлялись без фиксирования соответствующими протоколами. Требовалось, чтобы арестованному не предъявлялось никаких изобличающих его документов. От арестованного на основании предъявления ему в общей форме обвинения в антисоветской работе выбивались признания. После этого на основании собственноручных показаний арестованного составлялся обобщенный протокол, который предъявлялся для подписи арестованному. Этот протокол ложился в основу обвинения. Кроме того, к делу приобщались показания других арестованных по делу лиц таким же порядком. Никаких проверок правильности признательных показаний обвиняемых не производилось. В частности, не проводилось технических экспертиз, в подтверждение фактов вредительства, а также не допрашивались свидетели, находящиеся на свободе. Очные ставки между арестованными производились в исключительных случаях по указанию руководства, а со свидетелями вообще не производились. Статья 206 УПК РСФСР объявлялась без предъявления следственного производства, на что имелись специальные указания. <...> Все это полностью относилось и к делам арестованных Шапиро и Тверцина. <...> От следователя требовалось одно: как можно скорее закончить дело с тем, чтобы выполнить требование руководства о передаче определенного количества дел на Военную коллегию Верховного суда. <...> Если в 1937-1938 годах я как рядовой оперативный работник, впервые принимавший участие в рассмотрении таких серьезных групповых контрреволюционных дел, ни на минуту не сомневался в возможности [неразб.]ности этих дел, так как такова была общая ситуация в органах НКВД. Теперь в результате произошедших за последнее время событий в органах госбезопасности я вполне допускаю возможность необоснованного возбуждения и осуждения ряда невиновных людей в том числе и по делам которых мне приходилось вести следствие».

В отличие от следователя Голубева, судьба председателя выездной сессии «суда» диввоенюриста Бронислава Владимировича Миляновского, подписавшего смертный приговор Шапиро, оказалась незавидной: он был арестован 31 августа 1938 года по обвинению в принадлежности к антисоветской организации (!!!), приговорен к восьми годам заключения в исправительно-трудовых лагерях и умер в лагере 6 декабря 1940 года.

Надо рассказать и о судьбе близких Ефима Львовича. Его супруга, Сара Исаевна Ротенберг, 28 апреля 1938 года, то есть практически сразу после расстрела мужа, была, в свою очередь, арестована и сослана на пять лет в исправительно-трудовые лагеря «как член семьи изменника Родины». Она отбывала срок в АЛЖИРе (Акмолинском лагере жен-изменников Родины). Заключенные в лагерях под Астаной занимались лесозаготовками, в условиях суровых зим лагерям надо было выполнять план. Сара Исаевна выжила только благодаря своей профессии ЛОР-врача: в лагере она лечила других осужденных.

После ареста родителей их семилетний сын Валерий был отправлен в спецраспределитель НКВД. Через месяц, за день до отправки в детский дом, чудом успев, Валерия забрали в Харьков сестры Сары Исаевны. Можно только догадываться, через что пришлось пройти Валерию в спецраспределителе и как бы сложилась его судьба, если бы сестры Сары Исаевны опоздали хоть на день. Он никогда не рассказывал об аресте родителей и об этом месяце, кроме короткой полушутливой фразы: «Я бросил курить в семь лет».

Семья долгие годы ничего не знала о судьбе Ефима Львовича. В 1953 году Саре Исаевне была выдана справка о смерти мужа, случившейся якобы в 1939 году. Вплоть до получения справки о смерти (больше пятнадцати лет) Сара Исаевна ждала и надеялась, что Ефим Львович жив, и они снова встретятся.

На месте массовых расстрелов жертв политических репрессий в Коммунарке семья установила памятный знак.

Установка памятного знака "Последним адресом"

Фото: Мария Олендская

Пятиэтажный дом по адресу Фрунзенская набережная, 2/1 был построен в 1926-1932 годах по проекту архитектора А. Плигина в стиле конструктивизма.

Согласно базам «Мемориала», не менее семи жильцов этого дома стали жертвами политических репрессий в годы Большого террора. 11 ноября 2018 года "Последний адрес" установил таблички в память Давида Марковича Карташева, Захара Григорьевича Сушкова, Ефима Львовича Шапиро. 21 апреля 2019 года на доме появились еще четыре таблички: Николая Петровича Храпача, Владимира Львовича Аронова, Михаила Ивановича Лисина, Ивана Петровича Жуковского.

Заявку на установку таблички подала дальняя родственница Ефима Львовича Шапиро Татьяна Федорова.

Церемония установки таблички «Последнего адреса» - фото, видео

По материалам проекта "Последний адрес"