Третьяков Сергей Михайлович (1892)
- Дата рождения: 1892 г.
- Место рождения: г. Рига
- Пол: мужчина
- Национальность: русский
- Социальное происхождение: из служащих
- Образование: высшее
- Профессия / место работы: писатель, поэт, драматург, специальный корреспондент газеты "Правда".
- Место проживания: Москва, ул. Малая Бронная, д.21/13, кв.25.
- Партийность: б/п
- Дата расстрела: 10 сентября 1937 г.
- Место смерти: Москва
- Место захоронения: Москва, Донское кладбище
- Мера пресечения: арестован
- Дата ареста: 25 июля 1937 г.
- Обвинение: в шпионаже в пользу Японии
- Осуждение: 10 сентября 1937 г.
- Осудивший орган: ВКВС СССР
- Приговор: ВМН (расстрел)
- Дата реабилитации: 26 февраля 1956 г.
- Реабилитирующий орган: ВКВС СССР
- Источники данных: БД "Жертвы политического террора в СССР"; Москва, расстрельные списки - Донской крематорий
Биография
_1.jpg)
Сергей Михайлович Третьяков родился в 1892 году в Риге. В 1913 году, переехав с семьей в Москву, Сергей поступил на юридический факультет Московского университета, который закончил в 1916 году. Уже во время учебы он сотрудничает с эгофутуристами, публикуется в их поэтических сборниках.
1918–1922 годы Третьяков проводит на Дальнем Востоке, принимая активное участие в деятельности группы «Творчество» совместно с Николаем Асеевым, Давидом Бурлюком, Николаем Чужаком, Петром Незнамовым, Виктором Пальмовым. Во Владивостоке он знакомится с Ольгой Викторовной Гомолицкой, которая становится его женой. Третьяков удочеряет ее дочь Татьяну. В это время выходят его первые поэтические сборники «Железная пауза» (1919) и «Ясныш» (1922).
В 1920-е годы Третьяков отказывается в поэзии от психологизма, личных переживаний и обращается к факту, укорачивает фразу, переходя на лозунги, марши, речевки. Вот что писал об этом критик Илья Дукор: «Факты, как и отдельные речевые отрезки, превращаются в символику, в основную, направляющую ось всей стиховой конструкции. ˂…˃ обработка лозунга ответственна и требует большого подлинного мастерства. На очень узкой площадке его энергия должна быть заряжена с таким расчетом, чтобы охватить наибольшее поле действия».
Вернувшись в Москву в 1923 году, Сергей Михайлович начинает работу в области театра: перерабатывает пьесу Марселя Мартине для спектакля «Земля дыбом» в Театре Всеволода Мейерхольда. В театре Пролеткульта Сергей Эйзенштейн ставит его пьесы «На всякого мудреца довольно пустоты» (1923), «Слышишь, Москва?» (1923), «Противогазы» (1924). Основой пьесы «Противогазы» послужила газетная заметка, описывающая аварию на одном из газовых заводов. «Факты дали материал», — писал Третьяков. Он явился одним из родоначальников документального театра, имеющего в своей основе реальные события, стирающего грань между сценой и жизнью. Показы спектакля проходили в цехах московского газового завода на фоне промышленного оборудования.
Пьеса «Рычи, Китай!» (1926), поставленная учеником Мейерхольда Василием Федоровым, стала одной из самых известных и удачных постановок в истории советского театра ХХ века. Она шла во многих городах Советского Союза, в театрах по всему миру — в Англии, Австрии, Аргентине, Норвегии, США, Японии, Китае.
_2.jpg)
В 1923 году Третьяков сближается с группой Маяковского, становится участником ЛЕФа (Левый фронт искусств), членом редакции журналов «Леф» и «Новый Леф», одним из теоретиков производственного искусства и литературы факта. Он выступает за литературу, отвергающую выдумку и вымысел и утверждающую приоритет факта. Факты, собранные и смонтированные беспристрастным автором, представляют собой настоящее лицо действительности. На первый план выступают такие литературные жанры как дневники, биографии, очерки, репортажи, в которых сюжет художественного произведения создается самой жизнью и не нуждается ни вымысле, ни в художественных приемах.
1930-е годы стали периодом расцвета документальных жанров. Выходят журналы «Наши достижения», «Даешь», «Смена», «Прожектор», «СССР на стройке», в которых публикуются очерки известных отечественных писателей: Максима Горького, Константина Паустовского, Михаила Пришвина, Евгения Габриловича, Ефима Зозули. На страницах журналов литературные очерки соседствуют с фоторепортажами. Александр Родченко, Борис Игнатович, Георгий Петрусов, Дмитрий Дебабов и другие фотографы выезжали на промышленные стройки первых пятилеток, фиксировали работу колхозов, быт и досуг рабочих, образование и воспитание детей.
В личности Третьякова органично соединились радикальный художественный практик и политический идеолог, выполняющие задачи, поставленные советской властью. Будучи одним из теоретиков литературы факта, он видел свою задачу не только в максимально точном описании технических и социальных преобразований, но и в активном участии в этих изменениях, в неотделимости себя от объекта труда. На протяжении нескольких лет Третьяков принимал участие в работе колхоза на Северном Кавказе, публикуя свои газетные очерки в виде серийного репортажа. Совершив большое количество поездок по стране, он выпустил десяток книг репортажей и очерков, сотни газетных и журнальных публикаций.
Идеи фактографии, продвигаемые Третьяковым, оказали влияние на искусство Запада. «Искусство репортажа» Третьякова нашло живой отклик в творчестве немецкого поэта и драматурга Бертольда Брехта, философа Вальтера Беньямина, который посвятил ему свой очерк «Автор как производитель».
В 1931 году Третьяков совершил поездку по Германии с лекциями и докладами, в ходе которой он встретился с Бертольдом Брехтом, Джоном Хартфилдом, Эрвином Пискатором, Фридрихом Вольфом, Гансом Эйслером и другими деятелями немецкой культуры, которые стали героями его книги «Люди одного костра». «Многие из описанных мною биографий перекликаются с собственной моей биографией, устанавливая однотипность положений и похожесть путей для людей из разных точек нашей планеты, но несомых одинаковыми социальными потоками. Фашистский костер, на который свалены были произведения этих людей, создал особо напряженное чувство кровного братства. <…> Мне показалось, что у них есть общее, быть может, даже самими ими не осознанное качество, характеризующее искусство первого десятилетия после мировой войны».
_3.jpg)
Многие современники, не соглашаясь с теоретическими установками Третьякова, отмечали его целеустремленность и искреннюю веру в правоту своих идей. «Высокого роста, широкоплечий, с наголо выбритой маленькой головой, с птичьим профилем, тонкогубый, очень организованный, Сергей Михайлович Третьяков был пуристом и фанатиком. Принципиальный очеркист, "фактовик", разносторонне и широко образованный, Третьяков был рыцарем, пропагандистом документа, факта, газетной информации» (Варлам Шаламов). «Единственным последовательным и честным в этом кружке отрицателей [ЛЕФ] был Сергей Третьяков, доводивший свое отрицание до естественного вывода. Вместе с Платоном Третьяков полагал, что искусству нет места в молодом социалистическом государстве» (Борис Пастернак).
В конце 1928 года семья Третьяковых переехала в кооперативный дом Госстраха на улице Малая Бронная, 21/13. В этой квартире практически находилась редакция журнала «Новый ЛЕФ», который просуществовал два года: с 1927 по 1928 год. Последние пять номеров, когда Маяковский ушел из ЛЕФа, вышли под редакцией Третьякова.
Художник Елена Семенова, участница ЛЕФа, выпускница ВХУТЕМАСА, была близкой подругой семьи Третьяковых. В 1925 году, встретившись с ними, «я узнала в жене Ольге круглолицую девочку с толстыми косичками, с которой сидела на одной парте в первом классе — Олю Гомолицкую. ˂…˃ мы встретились, расставшись почти детьми (меня перевели в другую школу, и мы потеряли друг друга из виду)». (Е. Семенова. «Из воспоминаний о Маяковском // Творчество В.В. Маяковского в начале ХХI века», М., 2008).
От нее же мы узнаем о трагических событиях: «Шел тридцать седьмой год. Ольга и Таня жили на даче в Кратове. Сергей болел и лежал в Кремлевской больнице. ˂…˃ Вечером я была на заседании Горкома художников. Меня вызвали. У входа стояла Ольга. Поняла — арестован Сергей. Взят из больницы. Обыск в квартире, его комната опечатана, обыск на даче. ˂…˃ Пошли тяжелые дни. Мы думали с Ольгой, что случилась ошибка, ˂…˃ Таню исключили из МАИ как дочь врага народа, ее мужа прорабатывали за отсутствие бдительности. Октябрьские праздники решили провести у меня. Шестого ноября утром позвонила Таня — ночью взяли Ольгу. Таня рассказала, что когда уводили мать, она страшно плакала, и один из гепеушников задержался, подошел и погладил по голове — "все выяснится, не плачьте". В 1937-м такие еще были».
Сергея Михайловича Третьякова арестовали 25 июля 1937 года. К тому моменту он работал специальным корреспондентом газеты "Правда", был заместителем председателя Иностранной комиссии Союза советских писателей.
Драматург Александр Гладков так описывал свои ощущения от ареста Третьякова: «Встретил в театре Февральского, который сказал, что на днях арестован Сергей Третьяков. Мы разучились за этот год удивляться, но на этот раз оба удивлены. Третьяков! И тени фронды в нем не замечалось. Впрочем, он часто ездил за границу, когда-то участвовал в правительстве ДВР (Дальневосточная республика, просуществовавшая с апреля 1920 по ноябрь 1922 года. — ред.)... его сухой тиранический эгоизм, страшная нервность и прорывающийся страх и растерянность. Он предвидел свой арест. Какие-то нити, идущие от его участия в правительстве ДВР, были криминалом, и он это знал» (А. Гладков. «Из дневников»).
Страницы следственного дела, хранящегося в Центральном архиве ФСБ, (архивное уголовное дело №Р-4530) раскрывают перед нами «другую» биографию Третьякова. «Я, Третьяков, обязуюсь рассказать всю правду о своей шпионской деятельности. 11 августа 1937 года». (л.9) 18 августа Третьяков подписывает «заявление» на имя наркома Ежова, которое начинается словами: «Горячо раскаиваясь перед советской родиной в совершенных мною неслыханных злодеяниях против нее начиная с контрреволюционных выступлений против Советской власти в рядах эсеровского мятежа 1918 года, я ныне обещаюсь дать чистосердечные показания о своей шпионской деятельности по заданиям японской разведки, длившейся 13 лет вплоть до моего ареста».
Эта «правда» состояла в том, что к вербовке японской разведкой Третьякова привела… долговая расписка за карточный долг: «В июне 1924 года я был завербован японским разведчиком в Харбине — Мори. У него в руках оказалась компрометирующая меня долговая расписка, выданная в 1919 году во Владивостоке некоему Адзуме, оказавшемуся разведчиком. Боясь разоблачения, я дал Мори согласие работать шпионом». Первым «заданием» Третьякова-шпиона по кличке «Яска» было «выкрасть из кабинета консула СССР Ракитина протоколы заседаний ком. ячейки консульства за июнь 1924 года».
С 1925 по 1935 год Третьяков якобы передавал агентам материалы своих поездок по стране, фотографии (например, три снимка корпусов строящегося автозавода им. Молотова в Горьком, пять фотографий сооружений Днепрокомбината — доменная печь, фасад алюминиевого завода, коксообжигательная установка), записи, документы.
10 сентября 1937 года Военная коллегия Верховного суда признала его виновным, приговорив к высшей мере по обвинению в шпионаже: «следствием установлено, что Третьяков в 1924 году агентом Японской разведки был завербован для шпионской террористической деятельности в пользу Японии. С этого времени и до 1937 года Третьяков систематически собирал секретные материалы, имеющие большую государственную важность, и эти материалы передавал японской разведке. Кроме того, Третьяков подготавливался разведкой для использования его в диверсионно-террористических целях».
В этот же день приговор был приведен в исполнение. Третьякову было 45 лет.
На протяжении многих лет судебные органы выдавали родным справки с неправильной датой смерти Третьякова — 1939 год. И только в 1990-е годы была установлена точная дата его гибели, хотя реабилитирован он был в 1956 году.
«Обвинение основано на показаниях С. Третьякова, данных на предварительном следствии и в суде. Эти показания в процессе следствия не проверялись ˂…˃ Объективных доказательств виновности в деле нет», — говорится в справке о реабилитации.
Архивные фотографии и документы следственного дела С. М. Третьякова
Установка памятного знака "Последним адресом"
Дом 21/13 на Малой Бронной спроектировал архитектор Моисей Гинзбург в соавторстве с В.М. Владимировым для сотрудников Госстраха. Здание построено в 1926-27 годах и является памятником конструктивизма. Этот дом был одним из первых воплощенных Гинзбургом проектов жилого здания нового типа. Здесь поселились и сам архитектор, и инициатор строительства тогдашний министр финансов Николай Милютин. Он впоследствии заказал архитектору проект жилого дома для своего наркомата (знаменитый Дом Наркомфина). В конце 1930-х годов большая часть жильцов дома, видных советских чиновников, была репрессирована или расстреляна. В базе «Мемориала» — семь таких фамилий. Четверым из них 19 ноября 2017 года "Последний адрес" установил мемориальные таблички: Сергею Михайловичу Третьякову, Цезарю Адольфовичу Гейну, Мееру Берков-Зеликовичу Цукерману, Александру Васильевичу Маляеву.
Самый известный из них — Сергей Михайлович Третьяков, один из заметных деятелей отечественной культурной жизни 1920-х–начала 1930-х годов. Писатель, поэт, драматург, сценарист, переводчик, теоретик литературы факта, он сотрудничал с ведущими мастерами того времени: Владимиром Маяковским, Всеволодом Мейерхольдом, Сергеем Эйзенштейном, Александром Родченко, Бертольдом Брехтом, Джоном Хартфилдом.
Установка таблички приурочена к 125-летию со дня рождения поэта. Текст для нас написал сотрудник Государственного музея В.В. Маяковского Дмитрий Карпов.
Церемония установки таблички «Последнего адреса» (видео), (фото)
По материалам проекта "Последний адрес"