Ефимов Петр Тимофеевич (1882)

Формуляр отредактирован пользователем, данные не подтверждены документально и нуждаются в проверке.

Дата рождения: 1883 г.
Место рождения: г. Боровичи Новгородской губернии
Пол: мужчина
Национальность: русский
Социальное происхождение: сын монтера
Образование: реальное училище, 1 курс Технологического института
Профессия / место работы: зав. отделением цеха Химпищекомбината
Место проживания: г. Ленинград, Петровская ул., д. 1/2, кв. 53 (дом политкаторжан)
Партийность: эсер, затем беспартийный

Дата расстрела: 18 июня 1938 г.
Место смерти: г. Ленинград

Аресты

Где и кем арестован: Петроградской ЧК
Дата ареста: 2 сентября 1920 г.
Обвинение: как принадлежащий к партии эсеров

Где и кем арестован: ПГЧК
Дата ареста: 13 июля 1921 г.
Обвинение: агитация против Советской власти
Дата освобождения: 29 августа 1921 г.
Основания освобождения: Постановлением ПГЧК от 25 сентября 1921 за недоказанностью обвинения дело следствием прекращено и сдано в архив

Где и кем арестован: ПГЧК
Мера пресечения: содержался во Внутренней тюрьме ГПУ
Дата ареста: 27 февраля 1922 г.
Обвинение: процесс социалистов - революционеров
Осуждение: 7 августа 1922 г.
Осудивший орган: Верхтриб ВЦИК
Приговор: к 10 годам заключения с освобождением от наказания

Где и кем арестован: Ленинград
Дата ареста: 2 февраля 1938 г.
Осуждение: 8 июня 1938 г.
Осудивший орган: Особой тройкой УНКВД ЛО
Статья: 58-10-11
Приговор: Высшая мера наказания

Источники данных: Ленинградский мартиролог

Биография

Бывший студент Петербургского Технологического института, по его собственным словам «подвергался арестам и преследованиям с 1901 года» (ЦА ФСБ РФ. Н-1789. Т. 2. Л. 97). Член ПСР с 1904, 10 октября 1906 за участие в кронштадтском восстании арестован и приговорен военно-полевым судом к 8 годам каторги, которую отбывал в Тобольском и Александровском централах. В 1913 по амнистии пребывание на каторге было заменено ссылкой. В Петроград приехал из Сибири после октября 1917 и, будучи лично знаком (по Александровскому централу) с членами ЦК ПСР А.Р. Гоцем и Е.М. Тимофеевым, получил техническую должность в редакции партийного журнала «За народ», после закрытия которого являлся комендантом общежития IV съезда ПСР в ноябре-декабре 1917. Затем был направлен для работы в военную организацию ПСР. В марте 1918 вместе с Л. Коноплевой прибыл в Москву для организации слежки за В.И. Лениным, которой занимался в течение трех недель, после чего вернулся в Петроград. В конце марта 1918 вышел из военной организации ПСР. В марте-сентябре работал агентом Петроградской городской управы в Астрахани, Туле и Балакове. С сентября работал комендантом столовой Петрокоммуны. На допросе в ВЧК 4 марта 1922 утверждал, что в состоянии «душевного разлада» принял в 1919 решение о невозможности находиться в партии, «о чем и было мною сделано заявление в письменной форме в Петрогр[адское] отд[еление] газеты "Дело Народа" в 1919 году[...]. Было помещено мое заявление или нет - не знаю. С этого момента считал себя совершенно отошедшим от партии и потерявшим с нею всякую связь до сего времени[...]» (ЦА ФСБ РФ. Н-1789. Д. 5. Л. 127 об.). Арестован Петроградской ЧК 02.09.1920 как принадлежащий к партии эсеров. Вновь арестован 13 июля 1921 по обвинению в агитации против Советской власти. Постановлением ПГЧК от 25 сентября 1921 за недоказанностью обвинения дело следствием прекращено и сдано в архив. Освобожден 29 августа 1921. 24 февраля 1922 Президиумом ГПУ был включен в список эсеров, которым в связи с организацией процесса по делу ПСР было предъявлено обвинение в антисоветской деятельности. На основании ордера ПГЧК арестован 27 февраля 1922, содержался во Внутренней тюрьме ГПУ. На процессе являлся обвиняемым второй группы, приговорен к 10 годам заключения с освобождением от наказания. Член Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев, дальнейшая судьба неизвестна.

Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь-август 1922 г.): Подготовка Проведение. Итоги. Сборник Документов, - М., 2002 г. http://socialist-revolutionist.ru/component/content/article/34-people/165-efimov-petr-timofeevich

политическая каторга и ссылка. биографический справочник 1934 г. с. 214

статья П.Т.Ефимова "Петроградская Че-Ка" Тюрьма при Петроградской че-ка состоит из двух одиночных мужских корпусов, двух общих мужских камер и одной общей женской камеры. Общие камеры рассчитаны на 40—50 человек, по количеству коек, но в «удачное» для чека время туда забиваются по 80—90 и даже по 100 человек, и тогда люди ютятся по двое на койке, спят на полу, на столах... Заполняются эти камеры за очень редким исключением людьми, попавшими в тюрьму, лишь благодаря стараниям чекистских карьеристов. Бывают там и «политические», и уголовные; «политические» потому, что человек имеет брата, отца, сестру, арестованных за принадлежность к какой-либо политической партии; и сидит такой несчастный в ожидании, когда кончится «дело» его родственников или следователь его встанет с правой ноги с кровати и вспомнит, что такой-то сидит зря и что его пора как будто бы и выпустить. Но, вообще, заметить какую-нибудь закономерность или признаки, по которым бы люди распределялись, — очень трудно: всё зависит от настроения следователя. И общие камеры, и одиночки имеют койки, шириной в пол-аршина — 9 вершков без тюфяков, с возвышением из дерева вместо подушки; если же попадется тюфяк, то не знаешь, чего больше в нем — соломенной трухи (не перебивались тюфяки со дня основания этой тюрьмы, т. е. с 1919 года) или насекомых — клопов и вшей. О гигиене говорить не приходится: есть сидящие по несколько месяцев, ни разу не переменившие белья за всё время сидения, не бывшие ни разу в бане. Кормят плохо: два раза в день дают похлебку из селедки или воблы с несколькими кусочками мерзлого картофеля или фасолью — два-три зерна, фунт хлеба, пол-ложки сахарного песку; на хлебе подкармливается мелкая администрация, и потому вместо фунта выдается три четверти, а иногда и пол фунта хлеба. Отдельные лица из общих камер исполняют работы по кухне, уборке помещения и пр. и получают за это добавочный фунт хлеба. Забота о содержании арестованных имеет внешний, чисто декоративный характер. Так, полы моются три раза в неделю, но всегда холодной водою, и грязь только размазывается. Ежедневно обходит фельдшер, записывая к доктору; но напрасны надежды новичка: вместо доктора посылается спасительный порошок, что бы у вас ни болело: голова, грудь, ноги... Если находится больной с чем-либо хроническим, он получает от фельдшера ответ: «А, у вас глаза болят... Очень хорошо. Это нас не касается». На чекистском языке это называется медицинской помощью. Прогулок нет, книги и газеты воспрещены. Если задать арестованному вопрос: «За что Вы сидите?», то сплошь и рядом можно получить ответ: «Не знаю». Вот несколько примеров. Две женщины. Обе обвиняются в шпионаже: одна в пользу Польши, другая — в пользу Германии. Одна сидит 14 месяцев, другая — 8, и обе не знают ничего, кроме того, что им предъявлено в обвинении. Поляк Булешевич. У него на квартире жил уголовный, за это он и сидит. Но следователю Михайлову, очевидно, неловко держать человека только за это, и потому Булешевич обвиняется в сношениях с аристократическими семьями Польши — Тарновскими и пр. Двое обвиняемых в шпионаже, не знающие за собою ничего, за семь месяцев не имели ни одного допроса. Бывший член одной из социалистических партий, ныне не работающий, но на беду встретивший на улице коммунистов, знающих его, и ими арестованный. Кроме таких можно найти здесь и таких, вина которых значительно меньше уже полученного наказания. Так, имеется тип, сидящий уже четыре месяца за появление на улице в пьяном виде. Много арестованных по уголовным делам, за бандитизм. Сидит шайка бандитов с Петроградской стороны, около 70 человек, долгое время терроризировавшая население, имеющая за собой несколько десятков вооруженных налетов на квартиры. Большинство из шайки — старые рецидивисты, судившиеся и сидевшие не раз при самодержавии. Но много среди них и уголовных сегодняшнего дня из рабочих, брошенных на торный путь преступлений советской властью, оставшихся без работы с семьями на руках... Некоторые из уголовных ради смягчения собственной участи выдают соучастников («ссучиваются» на тюремном уголовном языке), после чего не только получают прощение, но и поступают на службу в это же самое чека. Называли несколько имен следователей, которые в свое время были уголовными. При допросах уголовных нещадно избивают. Бьют плетками из резины, к концу которой приделана гайка или кусок железа, бьют железною палкою, «которою переводят рельсы», как описывали ее уголовные. Бьют ради того, чтобы вынудить признание, выяснить от избитого, теряющего сознание человека его сообщников. «Не был и бандитом, а оттуда выйдешь, имея за собою и мокрые, и сухие дела» — говорят уголовные, и действительно, чтобы избавиться от страданий, они наговаривают и на себя, и на своих знакомых. Или еще один метод следователей: следователь, вызывая на допрос голодного арестанта, раскладывает у себя на столе хлеб, масло, закуску... и самогонку. Угощает, подпаивает и от пьяного узнает, что нужно. Такие случаи не единичны, они повторяются почти ежедневно. Был и такой случай: один уголовный сошел с ума. Вытребованный врач констатирует сумасшествие, и уголовный отослан в больницу на Пески. Но следователь Михайлов решил, что больничные врачи менее компетентны в своей области, нежели он, вытребовал уголовного обратно в чека и в своем кабинете устроил «испытание», поджигая больному пятки... «Всю зажигалку изжег на сволочи!» — хвастал он, приведя обратно в камеру своего пациента. Есть среди арестованных особая серия привилегированных «своих» людей — административные, служащие и агенты чека. Они пользуются всевозможными льготами: камеры их открыты, передачи получаются ими ежедневно, они посылают домой с низшими служащими письма, ходят в баню и т. д. Так сидели служащие чека Сумочкин, Базаров и Иванов, взявшие осенью прошлого года взятку в 80 миллионов рублей. Этот Сумочкин ходил, кроме того, в дни заседаний на собрания коллегии чека! Любимым занятием этой публики являются разговоры о героях чека, кто сколько имеет денег, кто как сделал карьеру, расстрелах и грабежах во время обысков и т. д. И о самых возмутительных вещах эти люди говорят с какой-то завистью: «Вот, мол, молодец, жаль, что я не был на его месте!» — можно понять в их захлебывающемся восторге. Слушая их, невольно задаешь себе вопрос: почему, если уже тюрьмы существуют, заполнены они не этими агентами, следователями, чекистами, истинно уголовными элементами?! Для пущего устрашения арестованных устроены так называемые «пробки». «Пробки» представляют из себя небольшие камеры в сажень длиною и 1,5 арш. шириною. Потолок, стены, пол и дверь этих камер покрыты заложенными между досками пробками в несколько вершков. Между камерами-пробками кроме пробочных стен имеется еще полуарш. пустое пространство. Благодаря этим мерам предосторожности получается полная изолированность сидящих в этих камерах: не слышно даже перестукивания. В этих «пробках» страшно душно и, кроме того, в камеры ставится ведро для отправлений, выносимое раз в сутки. Бывали случаи, когда в «пробках» арестованные сидели по несколько недель. Для борьбы с чекистами арестованными употребляется одно средство: голодовка... Нужно сказать, что уголовным и невинно сидящим иногда голодовка и помогает, но бывает она так часто, что по большей части не производит на чекистов никакого впечатления. Передают, что на Шпалерной один арестованный, которому не предъявляли обвинения, после голодовки в 11 дней умер. Члены социалистических партий на Гороховой размещены главным образом по одиночкам. Одиночки представляют из себя ряд камер, понастроенных в большой комнате, служившей в свое время общежитием для холостых городовых, а потом как караульное помещение. Длина их 2,5 арш., ширина 1,5 арш. Голая койка. В большинство одиночек дневной свет не проникает, и потому там круглые сутки горит электричество. Камеры отделены друг от друга нетолстою деревянной стеной, имеют открытые окошки, так что если надзиратель похож на человека, можно легко разговаривать друг с другом. Книг и газет не допускается, прогулки также отсутствуют. Пища та же, что и для всех. На допросах употребляются «приемы». Так, некоторым из арестованных на допросах говорят: «Сознавайтесь, ведь у нас улики есть. Вот есть показание вашего товарища такого-то». Иногда прибегают и к более решительным мерам. Так, была избита на допросе анархистка (Поля), которая отказалась от показаний. Много грубее и отвратительнее следователей агенты-чекисты. Арестованный по делу левых эсеров М. В. Николаев был избит на допросе в чека на автомобиле. У него на теле было много синяков. В добавление чекисты разорвали ему брюки, сжали половой орган, так что он потерял сознание. Теперь он находится в «пробке». Против условий заключения бывают отдельные выступления социалистов, выражающиеся обычно в голодовке. Так, левая с.-р. А. П. Соколова голодала шесть дней без воды, требуя перевода в Москву, где общие условия лучше, эс-эр группы «Народ» В. И. Горшечникова голодала 4 дня, требуя книг, и переведена на Шпалерную, анархист В. Добролюбов требовал предъявления обвинения, проголодал два дня, был отправлен в Д.П.З., а оттуда в Москву. Таково «бережное» отношение к социалистам диктаторской партии, кричащей в своей печати о зверском отношении к арестованным коммунистам на Западе. И понятны старания Радеков и Ко скрыть эти факты от международного пролетариата.

Голос России (Берлин), 27 мая 1922 г.