Россет Дмитрий Дмитриевич (1889)

Формуляр отредактирован пользователем, данные не подтверждены документально и нуждаются в проверке.

Россет Дмитрий Дмитриевич (1889).jpg
  • Дата рождения: 1889 г.
  • Место рождения: г. Ленинград
  • Пол: мужчина
  • Национальность: русский
  • Социальное происхождение: из дворян
  • Профессия / место работы: военком и нач. политотдела 3-й авиабригады ЛВО, бригадный комиссар.
  • Место проживания: Пушкин, бульв Киквидзе, д.1 кв 27
  • Партийность: член ВКП(б) в 1920-1937 гг.
  • Дата расстрела: 25 февраля 1938 г.
  • Место смерти: г. Ленинград

  • Дата ареста: 17 декабря 1937 г.
  • Осуждение: 25 февраля 1938 г.
  • Осудивший орган: Выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР в г. Ленинград
  • Приговор: ВМН (расстрел)

  • Источники данных: БД "Жертвы политического террора в СССР"; Ленинградский мартиролог т.8 (готовится к печати)

Биография

Россет Дмитрий Дмитриевич, 49 лет, уроженец Петербурга, русский, из дворян, член ВКП(б) в 1920–1937, окончил 6 классов Коммерческого училища, Курсы усовершенствования начальствующего состава (КУНС) и Курсы усовершенствования высшего командного состава (КУВНАС) при Военно-воздушной академии, военком и нач. политотдела 3-й авиадесантной бригады ЛВО, бригадный комиссар, проживал: г. Пушкин Лен. обл., бульв. Киквидзе, д. 1, кв. 27. Арестован 17 декабря 1937. Приговорен 25 февраля 1938. Расстрелян 25 февраля 1938.

Из воспоминаний дочери

Так сложилось, что папу я видела мало. Мы жили в Пушкине. Мама – актриса, работала в Ленинграде в Александринском театре. Папа – лётчик, военный комиссар, много работал, часто уезжал в командировки, а меня отвозили в Ленинград к бабушке. Папа приезжал туда, чтобы со мной повозиться. Хорошо запомнился один его приезд. Зимний вечер, заснеженная улица. Мне 4 года, на мне крохотные лыжи без палок, и папа учит меня кататься. Я очень стараюсь, но почему-то всё время падаю в снег, папа поднимает, ставит на ноги, но я снова и снова падаю, мы оба в снегу, мы смеёмся и нам очень-очень весело. Когда возвращаемся домой, я буквально полна воды, меня можно просто отжать. Все ахают, а мы с папой счастливы.

Однажды по приезде с гастролей мама нашла нашу квартиру в Пушкине опечатанной. Бабушка рассказала, что был короткий телефонный звонок от папы. Он странно сказал, чтобы принесли зубную щётку и мыло и – обрыв связи. Видно, так ему разрешили «сообщить» об аресте.

Мама бросилась на Литейный. В пустом узком тёмном коридоре простояла весь день под какой-то дверью. Там ей неожиданно сказали: «Уходите, забудьте этот дом, этот адрес, живите под своей фамилией». Мама как актриса была известна под девичьей фамилией Николя. Так нас спасли. Жизнь резко изменилась. Под каким-то предлогом маму уволили из театра. Мгновенно исчезли все друзья, все знакомые. Люди переходили на другую сторону улицы, чтобы не здороваться. Начались поиски работы, они продолжались бесконечно: куда бы мама не обращалась, хоть поломойкой, хоть уборщицей – всюду отказ. Жить было негде и не на что. Я жила у бабушки в комнате, а мама в этой же коммуналке спала в передней у входной двери. Там ходили люди, дверь всё время хлопала, было холодно, сильно дуло. Все наши вещи были опечатаны. Наступала нищета. Бабушка меня как-то кормила, я занималась музыкой, училась в немецкой «группе» и ничего не знала.

Мама всё-таки нашла работу на заводе медицинских инструментов «Красногвардеец». Там всё знали, но взяли уборщицей в сборочный цех. С перерывом на войну мама проработала там 38 лет, ушла на пенсию в должности заместителя начальника цеха. Несколько лет после ухода ей звонили и советовались по вопросам производства.

Во время войны мы были эвакуированы в Ташкент, там маму мобилизовали на военный завод «Красный Оксай».

Мы нищенствовали, мама ходила босиком с палкой, ноги были в ссадинах, переболела малярией, но никогда ни на что не жаловалась. Вокруг неё всегда были люди, к ней все очень тянулись, со всеми она умела разговаривать на «их языке» на любые темы. Иногда, приезжая к ней на обеденный перерыв, я видела вокруг неё каких-то оборванцев, какую-то шпану, мобилизованных зэков, которые завороженно слушали её рассказы о театре, об актёрах, о Ленинграде. С работы мама целыми сетками приносила мне книги. На заводе была прекрасная библиотека, и я читала запоями.

После возвращения из эвакуации мы жили в большой коммунальной квартире в «надстройке», полутёмной комнате с окошком под потолком. Я поступила в хореографическое училище, окончив которое стала ведущей балериной (по «установке» – не в Ленинграде). Работала в других городах, и мама, естественно, приезжала на мои спектакли. Нашлись соседи, которые стали доносить, что мама часто уезжает, и её надо выселить и отнять комнату. Даже было заявление о «выписке», написанное её рукой. Мне мама написала: «Я не могу без тебя и не могу без Ленинграда». В 1971-м году 19 марта мамы не стало.

Я никогда не выписывалась из нашей комнаты, и у меня были серьёзные неприятности. Но главное – в театре я станцевала весь балетный репертуар.

Преступная система долго и умело обманывала людей. Многие не понимали, что вокруг происходит. Прозрение наступало, когда «врагами» оказывались знакомые, близкие люди, которых хорошо знали.

Светлана Дмитриевна Россет, С.-Петербург, 8 августа 2011 г.