Дитерихс Павел Андреевич (1906)

  • Дата рождения: 1906 г.
  • Место рождения: г. Ленинград
  • Пол: мужчина
  • Национальность: русский
  • Профессия / место работы: инженер Водоканалпроекта
  • Место проживания: г. Ленинград, Загородный пр., д. 23, кв. 1.
  • Партийность: б/п
  • Дата расстрела: 20 декабря 1937 г.
  • Дата ареста: 26 октября 1937 г.
  • Обвинение: 58, п. 6 УК РСФСР
  • Осуждение: 11 декабря 1937 г.
  • Осудивший орган: Комиссия НКВД и прокуратуры СССР

Возвращенные имена

Дитерихс Павел Андреевич, 1906 г. р., уроженец и житель г. Ленинград, русский, беспартийный, инженер Водоканалпроекта, проживал: Загородный пр., д. 23, кв. 1. Арестован 26 октября 1937 г. Комиссией НКВД и Прокуратуры СССР 11 декабря 1937 г. приговорен по ст. 58-6 УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян в г. Ленинград 20 декабря 1937 г.

СУДЬБА СЕМЬИ ДИТЕРИХС — ОДИНЦОВЫХ

Я родилась в 1928 г. в Ленинграде, в квартире 39 дома 28 по Загородному проспекту, там, где в настоящее время находится музей Римского-Корсакова. Моя мама — Елена Андреевна Одинцова (урожденная Дитерихс), 1909 г. рождения. Дедушка по линии мамы — Андрей Павлович Дитерихс, 1872 г. рождения, полковник Русской армии, имел много наград за доблестное служение своей Отчизне. В 1914 г. во время войны с Германией был ранен в живот. Бабушка по линии мамы — Екатерина Ивановна Дитерихс (урожденная Калачева), 1875 г. рождения, дочь действительного статского советника. Бабушка закончила гимназию с золотой медалью, была фрейлиной Императрицы. У дедушки и бабушки было трое детей: сын Павел, 1906 г. рождения, дочь Елена (моя мама) и дочь Марина, 1913 г. рождения.

Мой папа — Кирилл Сергеевич Одинцов, 1903 г. рождения, потомственный петербуржец, из дворянской семьи. В раннем возрасте он потерял мать — она умерла от заворота кишок. Дедушка по линии папы — Сергей Иванович Одинцов, закончил в свое время Академию генерального штаба. Во время революции предпочел идеи В. И. Ленина и перешел в ряды Красной армии, но не вступил в коммунистическую партию. В 1919 г. командовал 7-й армией Петроградского фронта и защитил Гатчину от Юденича, за что одним из первых был награжден орденом Красного знамени. Деда своего по папе я никогда не видела, а только слышала о нем от папы, да видела несколько газет «Правда», где о нем писали. Конец его мне тоже неизвестен.

Моя мама была домохозяйкой и воспитывала меня. Мама рисовала, сама искусно изготавливала кукол, шила им платья, мастерила им шляпки из соломки и продавала, чтобы подработать. Папа был служащим, в последнее время работал в Госбанке старшим инспектором статистической группы. Брат мамы, Павел Андреевич Дитерихс, был инженером по водопроводу и канализации. Дедушка Андрей Павлович имел инвалидность без права работать, но т. к. детей у него было трое, вынужден был подрабатывать, продавая газеты. Бабушка была когда-то сестрой милосердия, что помогло в уходе за тяжело больным дедушкой. Болеть ему было от чего. В 1931 г. его арестовали и осудили как «опасного элемента» на 5 лет, но через 3 года освободили совершенно уничтоженным морально и физически после пыток. Имел красивые и здоровые зубы до ареста, а вернулся — с выбитыми зубами.

Мирная и спокойная жизнь продолжалась недолго — до убийства Кирова. Снова арестовали дедушку, а с ним и бабушку, и дядю с женой и восьмимесячной дочерью. В тюрьме их продержали три дня, после чего выслали с «кировским потоком». Бабушку с дедушкой — в Казахстан, бессрочно. Дядю с семьей — в Воронеж. Дедушка с бабушкой безропотно жили в ссылке, а дядя хлопотал и вскоре добился снятия ссылки и возвращения в Ленинград.

26 октября 1937 г., в одну ночь и один час, арестовали маму и дядю Павла. Мамина сестра случайно уцелела: ее должны были арестовать накануне этой злосчастной ночи и пришли к ней с ордером, а она была в театре и потом заночевала у подруги. Так тете Марине удалось избежать немедленного ареста, но ее неоднократно по ночам «приглашали» на допросы в Большой дом, куда она каждый раз шла, не надеясь на возвращение. Дедушку арестовали в Казахстане. Маму, дядю и дедушку приговорили к высшей мере наказания и расстреляли «за шпионаж» — занимались, дескать, немецко-польской деятельностью против СССР. Дедушка — как офицер царской армии, а дети «выполняли задание отца».

Папе трижды предлагали в милиции отказаться от мамы после ее ареста. «Ты представь, — говорил мне потрясенный папа, — если бы я отказался, как бы ей представили этот отказ за решеткой. Мама очень мягкая, кроткая, необыкновенная. Если ее выслали в лагерь, наверняка будет там обслуживать, обшивать жен каких-нибудь начальников и обязательно выживет!» Папа очень верил, что мама останется в живых.

5 февраля 1938 г. папу вместе со мной, 9-летней девочкой, выслали в Кустанай как мужа жены-«шпионки». В Кустанае я училась со 2-го по 6-й класс в школе. Но 9 октября 1941 г. арестовали и папу — по доносу одного из ссыльных, бухгалтера проектного института Павлова. Папе, по роду его деятельности, довелось производить в этом институте ревизию и обнаружить большую растрату. Помню, как я, придя с улицы, застала такую картину: господин Павлов, по возрасту гораздо старше папы, стоял перед ним на коленях и просил о помощи в растрате. Мы сами были нищими, папе пришлось отказать ему в просьбе, после чего Павлова привлекли к судебной ответственности, арестовали. Защищаясь, Павлов наговорил на папу, будто тот ежедневно с радостью отмечал на географической карте города, взятые немцами. Вот папу и арестовали. Мне уже было 13 лет, и уже с 9 лет был какой-то опыт. Я одновременно с папой писала — хлопотала о маме, а теперь выхлопотала свидание с папой. Следователь заранее взял с меня слово, что я не буду плакать при встрече и устроил нам на несколько минут свидание. Папа сказал, чтобы я наняла защитника, сказала ему, что папа ни в чем не виноват, и передала газеты с рассказами о дедушке — папином отце (это могло повлиять на дальнейшую папину судьбу). Слово, данное следователю, я выдержала — сдержалась от слез. Платить защитнику мне было нечем: я была школьницей, время было военное. Я имела лишь хлебную карточку как иждивенка и жила в комнате землянки, которую мы снимали и отапливали. Но у меня осталось папино обручальное кольцо, и я рассчиталась им с защитником. Все старания защитника ни к чему не привели, и папу приговорили к высшей мере наказания «за измену Родине». На суде мне не разрешили присутствовать, а во время зачитывания приговора — пригласили. Приговор, вынесенный папе, я слышала своими ушами: «В 24 часа привести в исполнение». Папе разрешили сказать последнее слово, на что он ответил: «Я прошу позаботиться о моей несовершеннолетней дочери, которая осталась без всяких средств к существованию». На что судья ответила: «Детям врага народа мы не помогаем».

Так я и жила 8 месяцев — на подаяния учителей, соседей, хозяйки, которая не брала с меня платы за жилье. После чего выбралась из ссылки к тете Марине. Во время войны ее эвакуировали с проектным институтом в Ульяновскую область, и там она работала старшим техником. Узнав из моих писем, что я осталась совсем одна, она прислала деньги на билет. Я благополучно доехала до тети и бабушки (к тому времени бабушка перебралась к ней). Тетя меня удочерила, и поэтому мы смогли в 1945 г. вернуться в Ленинград (тетя чуть раньше). Тетя устроила меня на работу, обучила работе копировщицы. А бабушке пришлось оставаться в изгнании до 1953 г., до смерти Сталина, потому что ей не отменяли ссылку. С 1945 по 1953 г. мы с тетей регулярно помогали бабушке деньгами и посылками и по очереди ездили к ней в отпуск. Жить в преклонном возрасте ей было нелегко. К тому же она снимала плохопротапливаемую комнату с одинарными шатающимися рамами и русской печкой. Зимой спать можно было только одетой, в комнате была минусовая температура. Чернила замерзали — так и видно было, как обрывались фразы в бабушкиных письмах. В возрасте 78 лет бабушке удалось вернуться в родной город и прожить вместе с нами еще 5 лет.

В общем, за короткий период из нашей семьи насильственно были уничтожены 5 человек ни за что: мама, дядя, дедушка, брат дедушки и папа. В первом свидетельстве о смерти моей мамы, выданном в 1958 г., указано, что она умерла 3 марта 1944 г. от рака печени. Из свидетельства о ее смерти, выданном в 1989 г., ясно, что ее расстреляли в Ленинграде 8 января 1938 г. Дедушка расстрелян 30 декабря 1937 г. неизвестно где. Папу расстреляли 16 марта 1942 г., видимо в Кустанае, хотя в свидетельстве о его смерти сказано, что место расстрела «не установлено». В настоящее время в Петербурге проживает дочь дяди Павла — Виоланта Павловна Шталь.

Ирина Кирилловна Одинцова, С.-Петербург

П. А. Дитерихс расстрелян 20 декабря 1937 г. по так называемому 1-му списку 100 шпионов — членов РОВС. Список утвердила «двойка» в Ленинграде (Заковский и Позерн), а затем — в Москве (Ежов и Вышинский). Среди этих 100 «шпионов» расстреляны также И. В. Басков, г. г. Гобар, г. М. Кундрюков, воспоминания о которых помещены в данном томе. П. А. Дитерихс обвинялся в том, что он как сын дворянина и полковника царской армии являлся членом Российского общевоинского союза (РОВС) и по заданию германской разведки занимался террористической и шпионско-диверсионной деятельностью. Двоюродный дед И. К. Одинцовой, 73-летний пенсионер Дмитрий Павлович Дитерихс, расстрелян в Москве (а скорее — под Москвой, на Бутовском полигоне НКВД) 10 декабря 1937 г. по обвинению в контрреволюционной агитации. Он помянут во 2-м выпуске Книги памяти «Бутовский полигон» (М., 1998). Справку о С. И. Одинцове (1874—1920) см. в энциклопедии «Гражданская война и военная интервенция в СССР» (М., 1987.).

Анатолий Разумов