Рымкевич Иван Михайлович (1900) — различия между версиями
OL Robot (обсуждение | вклад) м (Добавление данных из base.memo.ru) |
(Метка: formularedit) |
||
Строка 1: | Строка 1: | ||
{{Шаблон:Формуляр | {{Шаблон:Формуляр | ||
+ | |фотография=Рымкевич_Иван_Михайлович_(1900).jpg | ||
|дата рождения=1900 | |дата рождения=1900 | ||
|место рождения=Польша, Виленская губ., г. Ново-Вилейска | |место рождения=Польша, Виленская губ., г. Ново-Вилейска | ||
− | |||
|национальность=поляк | |национальность=поляк | ||
+ | |социальное происхождение=из крестьян | ||
|образование=низшее | |образование=низшее | ||
|профессия / место работы=заместитель начальника милиции Дзержинского р-на | |профессия / место работы=заместитель начальника милиции Дзержинского р-на | ||
|место проживания=Москва, Б. Казенный пер., д. 8, кв. 18 | |место проживания=Москва, Б. Казенный пер., д. 8, кв. 18 | ||
+ | |пол=мужчина | ||
|партийность=б/п | |партийность=б/п | ||
+ | |расстрел=16.06.1938 | ||
+ | |место смерти=Московская обл., Бутово | ||
+ | |место захоронения=Московская обл., Бутово | ||
+ | |архивное дело=том V, стр.210, место хранения дела - ГА РФ. | ||
+ | |источники данных=БД "Жертвы политического террора в СССР"; Москва, расстрельные списки - Бутовский полигон | ||
|дата ареста 1=27.02.1938 | |дата ареста 1=27.02.1938 | ||
|обвинение 1=контрреволюционной шпионской террористической деятельности | |обвинение 1=контрреволюционной шпионской террористической деятельности | ||
|осуждение 1=31.05.1938 | |осуждение 1=31.05.1938 | ||
|осудивший орган 1=Комиссией НКВД СССР и прокурора СССР | |осудивший орган 1=Комиссией НКВД СССР и прокурора СССР | ||
− | + | |приговор 1=ВМН (расстрел) | |
− | |||
− | |||
− | |||
− | |||
− | |||
− | |||
− | |||
− | |приговор 1=ВМН | ||
|дата реабилитации 1=1956 | |дата реабилитации 1=1956 | ||
+ | |реабилитирующий орган 1=Военная коллегия Верховного суда СССР | ||
}} | }} | ||
Строка 27: | Строка 27: | ||
[[Категория:Москва, расстрельные списки - Бутовский полигон]] | [[Категория:Москва, расстрельные списки - Бутовский полигон]] | ||
[[Категория:Москва и Московская обл.]] | [[Категория:Москва и Московская обл.]] | ||
+ | [[Категория:Последний адрес]] | ||
+ | [[Категория:Фотографии]] | ||
==Биография== | ==Биография== | ||
+ | '''Иван Михайлович Рымкевич''' родился в 1900 году в городе Ново-Вилейске Виленской губернии (ныне – пригород Вильнюса). Седьмой ребенок в небогатой семье польских дворян, он рано лишился отца и успел получить только начальное образование в городском приходском училище. По окончании училища он мог бы поступить в Ново-Вилейскую учительскую семинарию, а затем – в университет или Академию живописи, как его старший брат Юзеф, но начавшаяся Первая мировая война разрушила не только его планы, но и весь довоенный уклад жизни. | ||
+ | |||
+ | Отступление русских войск сопровождалось эвакуацией мирных жителей, а также заводов и учреждений западных губерний Российской империи. Людей принудительно вывозили вглубь России, в первую очередь, молодых мужчин, которых могло рекрутировать немецкое командование. Возможно, поэтому Иван вместе с одним из братьев был вывезен в Москву, а их мать и сестры, в числе других беженцев, оказались в Центральной черноземной области. | ||
+ | |||
+ | К лету 1915 года в царской России число переселенных мирных жителей достигло трех миллионов, а к моменту выхода из войны в ноябре 1917 года увеличилось до шести-семи миллионов. Масштабы бедствия можно представить, изучив в ГАРФе (Государственный архив РФ) архив Центральной коллегии, занимавшейся делами военных и гражданских пленных, заложников и беженцев (Центропленбеж). | ||
+ | |||
+ | Первое время городские власти и благотворительные общества оказывали беженцам помощь, но, чтобы выжить в чужом городе без семьи и дома, надо было искать работу. Брат Казимир устроился слесарем на фабрике, а 14-летнего Ивана биржа труда направила чернорабочим на Трехгорный пивоваренный завод. Пиво здесь уже не варили – в то время в России действовал сухой закон. Большая часть рабочих была мобилизована на фронт, остальные уволены, а пивовары-немцы фактически оказались в положении заложников. Военное ведомство изобретало разные варианты использования завода, например, организовывало здесь сушку сухарей. В 1915 году пивоваренный завод получил заказ на изготовление взрывчатых веществ и красителей для текстиля. | ||
+ | |||
+ | На «Трехгорке» Иван проработал около полутора лет и, наверное, совсем потерял бы здоровье, таская бочки с химикатами, если бы не счастливое стечение обстоятельств. Его выручил хороший почерк, приобретенный в училище. Однажды мастер цеха заметил, что парнишка расписался за что-то в ведомости, да еще и с изящным росчерком. «Ты грамотный? И считать умеешь?», – спросил он Ивана и привел его в контору, где ему дали более квалифицированную работу табельщика. | ||
+ | |||
+ | Через полгода, уже имея опыт ведения конторских книг, Иван получил место на складе фабрики механической вышивки «А. Мозер и сыновья», которая также была эвакуирована из Ново-Вилейска. Но вскоре фабрика закрылась, работы не было, да и жизнь в Москве стала небезопасной. Весной 1917 года, после уголовной амнистии, объявленной правительством Керенского, город наводнили банды грабителей, которым никто не противостоял – царская полиция была упразднена. Вместо полиции Временное правительство учредило Народную милицию, состоявшую в основном из студентов и конторщиков, имевших опыт делопроизводства. Так 2 августа 1917 года началась работа Ивана Рымкевича в милиции. За два месяца он вырос от делопроизводителя до участкового инспектора, а затем и до помощника начальника по уголовно-следственной части. | ||
+ | |||
+ | Тогда Иван и не думал, что это надолго. Старшая сестра Софья хлопотала о возвращении всей семьи в Ново-Вилейск, однако получить разрешение на выезд было непросто, так как Виленский край постоянно находился в эпицентре военных действий и зависел от политических амбиций России и Польши. Наконец, в октябре 1920 года, после подписания перемирия в советско-польской войне, у Рымкевичей появилась возможность вернуться домой. Первыми отправляли женщин и детей. Иван оказался в списке следующего эшелона: «Список лиц, выезжающих в Литву № 214б от 19 окт. 1920. <…> № 685 Римкевич Иван Михайлов. 18 лет, литовец, пом. нач. 34 отд. Моск. Милиции». | ||
+ | |||
+ | Эта строка, как и некоторые другие в списке, зачеркнута красным карандашом. Он не уехал. Возможно, он передумал сам, или друзья уговорили его остаться. Однако была еще секретная инструкция Центрпленбежа, предписывавшая в последнюю очередь реэвакуировать молодых и занимавших ответственные посты литовцев и поляков. | ||
+ | |||
+ | С 1922 года Иван Рымкевич работал в Московском управлении уголовного розыска, легендарном МУРе. В семье сохранилась фотография: рядом с Иваном - его друзья и коллеги: Тыльнер, Осипов, Свитнев, Кондиано, герои романов Льва Шеина и Эдуарда Хруцкого, ярко описавших приключения холмсов и ватсонов молодой советской России. За время работы в МУРе Иван Михайлович участвовал в расследовании сложных уголовных дел. Он уделял особое внимание незначительным, на первый взгляд, деталям, которые указывали на почерк конкретного преступника. Одним из его главных принципов было корректное, уважительное отношение к подследственным. По рассказам единственного пережившего репрессии сослуживца, иногда арестованные соглашались давать показания, только если их дело передавалось Рымкевичу. | ||
+ | |||
+ | В 1925 году Иван Михайлович женился на Марии Николаевне Горяйновой и после рождения сына семья переехала в дом № 8 по Большому Казенному переулку. Рымкевичи получили одну из комнат в коммунальной квартире, где кроме них проживало еще пять семей. | ||
+ | |||
+ | До апреля 1936 года Иван Михайлович занимал должность заместителя начальника Бауманского районного управления милиции, а после, в связи с изменением границ и числа районов Москвы, был назначен в Дзержинский район заместителем начальника милиции по оперативной части. | ||
+ | |||
+ | Понимал ли он, что волна политических арестов, чистка в руководстве московской милиции доберется и до него? Он видел, что происходит. В постановлениях Политбюро ЦК ВКП(б) и соответствующих директивах НКВД по разгрому мифических «шпионско-диверсионных контингентов» поляки шли первыми в списке национальностей, включавшем также латышей, немцев, эстонцев, греков, китайцев, болгар... В ночь, когда к нему пришли с обыском, - а случилось это 27 февраля 1938 года - он уже знал, что не вернется. | ||
+ | |||
+ | «Я хорошо помню ту, последнюю ночь, когда я проснулся и увидел в комнате каких-то людей в военной форме без петлиц, – вспоминает его сын, Анатолий Иванович. – Чувствовалось какое-то напряжение, и я понимал, что плакать нельзя. Потом папа оделся, поцеловал меня, и они ушли. Последние слова, которые он сказал маме: «Прошу об одном: воспитай сына». | ||
+ | |||
+ | Об этой, одной из самых страшных операций в истории сталинских репрессий и по количеству репрессированных, и по методам, которыми выбивались признания, довольно подробно написал доктор исторических наук А.Ю. Ватлин в статье «Огонь по своим». Имея доступ к архивным делам арестованных милиционеров, он беспристрастно изложил хронологию событий, которые долгие годы тщательно скрывались за выдуманными датами в свидетельствах о смерти с помощью фальшивых справок и формулировки «десять лет без права переписки». | ||
+ | |||
+ | Как утверждает Ватлин, массовые аресты служащих Управления рабоче-крестьянской милиции (УРКМ) Москвы начались в феврале 1938 года: всего за две недели в Таганской тюрьме оказались полсотни милиционеров, в основном оперативные сотрудники уголовного розыска и ОБХСС. Но для создания видимости масштабного контрреволюционного заговора этого было недостаточно. Под арест брали всех, кто имел отношение к милиции: технических работников, машинисток, шоферов, врачей… «В число репрессированных попали педагог детской комнаты милиции, переводчик с немецкого, четыре музыканта оркестра, два фотографа из угрозыска и даже начальник пионерского лагеря ОРУДа», - уточняет Ватлин. | ||
+ | |||
+ | Основания для ордера были надуманы, многие справки подписывались задним числом. При этом задержанных произвольно определяли в латышскую либо польскую контрреволюционные шпионские группы, согласно спущенному сверху «плановому лимиту». Только на Бутовском полигоне захоронены 54 сотрудника милиции, 12 из них – начальники районных отделений. Все они были расстреляны по сфальсифицированным обвинениям. | ||
+ | |||
+ | Имя Рымкевича следователи включили в состав так называемой «польской контрреволюционной националистической организации», якобы вскрытой в управлении московской милиции. Руководителями группы они «назначили» бывшего начальника школы комсостава милиции при Управлении милиции города Москвы латыша Якова Ивановича Дектера и бывшего начальника 10 отдела уголовного розыска [[Динсберг Фриц Фрицевич (1895)|Фрица Фрицевича Динсберга]] (в июне 2017 года «Последний адрес» [http://www.poslednyadres.ru/news/news471.htm установил] табличку Динсбергу, расстрелянному 8 мая 1939 года). | ||
+ | |||
+ | Участники этой организации, по версии следствия, «вели работу по созданию повстанческих отрядов и подготавливали выполнение террористических актов против руководителей партии и Советского правительства». Рымкевич якобы был завербован в организацию в 1935 году и «имел задание создавать на предприятиях Дзержинского района повстанческие диверсионные группы». | ||
+ | |||
+ | По своей анкете Иван Михайлович Рымкевич подходил на роль участника вымышленной шпионской группы идеально: одного факта эвакуации в 1915 году было достаточно, чтобы обвинить его в «незаконном переходе границы без документов». Кроме того, в народную милицию он вступил при Керенском, членом ВКП(б) никогда не был, поляк, католик, да еще и дворянин, поэтому участь его была предрешена. | ||
+ | |||
+ | 31 мая 1938 года Комиссией НКВД СССР и прокурора СССР были приговорены к высшей мере наказания 18 человек в рамках одного сфабрикованного дела. В их числе был и Иван Михайлович Рымкевич. Его расстреляли 16 июня 1938 года. Рымкевичу было 38 лет. | ||
+ | |||
+ | |||
+ | У Рымкевича остались жена и шестилетний сын. Не зная о судьбе мужа, Мария Николаевна искала его по тюрьмам, пытаясь отнести ему передачи. В скорбной очереди таких же, возможно, уже овдовевших женщин ей объяснили, что, приносить еду, белье и записки из дома бесполезно, передать можно было только деньги, причем небольшую сумму, и лучше не отдавать все сразу, чтобы была возможность прийти еще раз. Если передачу приняли, значит, ее муж еще жив, если отказали – его больше нет. В конце концов, она получила стандартную отписку: «58-я статья, десять лет без права переписки и высылка в дальние лагеря Сибири». | ||
+ | |||
+ | Мария Николаевна безуспешно искала работу и каждый день ждала ареста, вздрагивая от любого стука в дверь и чужого взгляда на улице. Анатолий Иванович вспоминает, что в это время заботу о нем взяли на себя соседи: «К счастью, и в квартире, и в доме люди понимали, что творится что-то несправедливое, страшное, сочувствовали нам и старались помочь». | ||
+ | |||
+ | В 1946 году семья получила новую справку о судьбе Ивана Михайловича: «Умер в лагере 15 мая 1945 года». Истинную дату и причину смерти родные узнали лишь в перестройку. | ||
+ | |||
+ | Иван Михайлович Рымкевич был реабилитирован в 1956 году. В определении Военной коллегии Верховного суда СССР особо указано, что «Рымкевич осужден необоснованно, по сфальсифицированным обвинительным материалам». | ||
+ | |||
+ | [http://www.poslednyadres.ru/pictures/Rymkevich Документы следственного дела И.М. Рымкевича] | ||
+ | ==Установка памятного знака "Последним адресом"== | ||
+ | [[File:SPb_Dekabristov57.jpg|400px|thumb|Фото: Мария Олендская]] | ||
+ | '''Москва, Большой Казенный переулок, 8, строение 2''' - Доходный дом был построен в 1913 году архитектором С.М. Ерофеевым для Пантелеймона Сергеевича Орлова, сына богородского купца и промышленника. После Октябрьской революции здание было национализировано, и квартиры в нем стали коммунальными. | ||
+ | |||
+ | Согласно базам «Мемориала», по крайней мере два жильца этого дома были расстреляны в годы Большого террора. Обоим 9 декабря 2018 года "Последний адрес" установил памятные знаки. Заявительницей выступила внучка одного из репрессированных, Вероника Рымкевич. Она же написала для нас статью о своем деде, которую мы публикуем ниже, а также помогла нам в поисках информации о соседе своего деда, фтизиатре Зиновии Давидовиче Лурье. | ||
+ | |||
+ | |||
+ | Церемония установки табличек «Последнего адреса» ([http://www.poslednyadres.ru/pictures/MSk_BKazenny_8 фото]), ([http://www.poslednyadres.ru/video/video322.htm видео]) | ||
+ | |||
+ | ''По материалам проекта [https://www.poslednyadres.ru/news/news794.htm "Последний адрес"]'' |
Версия 19:21, 17 сентября 2019
- Дата рождения: 1900 г.
- Место рождения: Польша, Виленская губ., г. Ново-Вилейска
- Пол: мужчина
- Национальность: поляк
- Социальное происхождение: из крестьян
- Образование: низшее
- Профессия / место работы: заместитель начальника милиции Дзержинского р-на
- Место проживания: Москва, Б. Казенный пер., д. 8, кв. 18
- Партийность: б/п
- Дата расстрела: 16 июня 1938 г.
- Место смерти: Московская обл., Бутово
- Место захоронения: Московская обл., Бутово
- Дата ареста: 27 февраля 1938 г.
- Обвинение: контрреволюционной шпионской террористической деятельности
- Осуждение: 31 мая 1938 г.
- Осудивший орган: Комиссией НКВД СССР и прокурора СССР
- Приговор: ВМН (расстрел)
- Дата реабилитации: 1956 г.
- Реабилитирующий орган: Военная коллегия Верховного суда СССР
- Архивное дело: том V, стр.210, место хранения дела - ГА РФ.
- Источники данных: БД "Жертвы политического террора в СССР"; Москва, расстрельные списки - Бутовский полигон
Биография
Иван Михайлович Рымкевич родился в 1900 году в городе Ново-Вилейске Виленской губернии (ныне – пригород Вильнюса). Седьмой ребенок в небогатой семье польских дворян, он рано лишился отца и успел получить только начальное образование в городском приходском училище. По окончании училища он мог бы поступить в Ново-Вилейскую учительскую семинарию, а затем – в университет или Академию живописи, как его старший брат Юзеф, но начавшаяся Первая мировая война разрушила не только его планы, но и весь довоенный уклад жизни.
Отступление русских войск сопровождалось эвакуацией мирных жителей, а также заводов и учреждений западных губерний Российской империи. Людей принудительно вывозили вглубь России, в первую очередь, молодых мужчин, которых могло рекрутировать немецкое командование. Возможно, поэтому Иван вместе с одним из братьев был вывезен в Москву, а их мать и сестры, в числе других беженцев, оказались в Центральной черноземной области.
К лету 1915 года в царской России число переселенных мирных жителей достигло трех миллионов, а к моменту выхода из войны в ноябре 1917 года увеличилось до шести-семи миллионов. Масштабы бедствия можно представить, изучив в ГАРФе (Государственный архив РФ) архив Центральной коллегии, занимавшейся делами военных и гражданских пленных, заложников и беженцев (Центропленбеж).
Первое время городские власти и благотворительные общества оказывали беженцам помощь, но, чтобы выжить в чужом городе без семьи и дома, надо было искать работу. Брат Казимир устроился слесарем на фабрике, а 14-летнего Ивана биржа труда направила чернорабочим на Трехгорный пивоваренный завод. Пиво здесь уже не варили – в то время в России действовал сухой закон. Большая часть рабочих была мобилизована на фронт, остальные уволены, а пивовары-немцы фактически оказались в положении заложников. Военное ведомство изобретало разные варианты использования завода, например, организовывало здесь сушку сухарей. В 1915 году пивоваренный завод получил заказ на изготовление взрывчатых веществ и красителей для текстиля.
На «Трехгорке» Иван проработал около полутора лет и, наверное, совсем потерял бы здоровье, таская бочки с химикатами, если бы не счастливое стечение обстоятельств. Его выручил хороший почерк, приобретенный в училище. Однажды мастер цеха заметил, что парнишка расписался за что-то в ведомости, да еще и с изящным росчерком. «Ты грамотный? И считать умеешь?», – спросил он Ивана и привел его в контору, где ему дали более квалифицированную работу табельщика.
Через полгода, уже имея опыт ведения конторских книг, Иван получил место на складе фабрики механической вышивки «А. Мозер и сыновья», которая также была эвакуирована из Ново-Вилейска. Но вскоре фабрика закрылась, работы не было, да и жизнь в Москве стала небезопасной. Весной 1917 года, после уголовной амнистии, объявленной правительством Керенского, город наводнили банды грабителей, которым никто не противостоял – царская полиция была упразднена. Вместо полиции Временное правительство учредило Народную милицию, состоявшую в основном из студентов и конторщиков, имевших опыт делопроизводства. Так 2 августа 1917 года началась работа Ивана Рымкевича в милиции. За два месяца он вырос от делопроизводителя до участкового инспектора, а затем и до помощника начальника по уголовно-следственной части.
Тогда Иван и не думал, что это надолго. Старшая сестра Софья хлопотала о возвращении всей семьи в Ново-Вилейск, однако получить разрешение на выезд было непросто, так как Виленский край постоянно находился в эпицентре военных действий и зависел от политических амбиций России и Польши. Наконец, в октябре 1920 года, после подписания перемирия в советско-польской войне, у Рымкевичей появилась возможность вернуться домой. Первыми отправляли женщин и детей. Иван оказался в списке следующего эшелона: «Список лиц, выезжающих в Литву № 214б от 19 окт. 1920. <…> № 685 Римкевич Иван Михайлов. 18 лет, литовец, пом. нач. 34 отд. Моск. Милиции».
Эта строка, как и некоторые другие в списке, зачеркнута красным карандашом. Он не уехал. Возможно, он передумал сам, или друзья уговорили его остаться. Однако была еще секретная инструкция Центрпленбежа, предписывавшая в последнюю очередь реэвакуировать молодых и занимавших ответственные посты литовцев и поляков.
С 1922 года Иван Рымкевич работал в Московском управлении уголовного розыска, легендарном МУРе. В семье сохранилась фотография: рядом с Иваном - его друзья и коллеги: Тыльнер, Осипов, Свитнев, Кондиано, герои романов Льва Шеина и Эдуарда Хруцкого, ярко описавших приключения холмсов и ватсонов молодой советской России. За время работы в МУРе Иван Михайлович участвовал в расследовании сложных уголовных дел. Он уделял особое внимание незначительным, на первый взгляд, деталям, которые указывали на почерк конкретного преступника. Одним из его главных принципов было корректное, уважительное отношение к подследственным. По рассказам единственного пережившего репрессии сослуживца, иногда арестованные соглашались давать показания, только если их дело передавалось Рымкевичу.
В 1925 году Иван Михайлович женился на Марии Николаевне Горяйновой и после рождения сына семья переехала в дом № 8 по Большому Казенному переулку. Рымкевичи получили одну из комнат в коммунальной квартире, где кроме них проживало еще пять семей.
До апреля 1936 года Иван Михайлович занимал должность заместителя начальника Бауманского районного управления милиции, а после, в связи с изменением границ и числа районов Москвы, был назначен в Дзержинский район заместителем начальника милиции по оперативной части.
Понимал ли он, что волна политических арестов, чистка в руководстве московской милиции доберется и до него? Он видел, что происходит. В постановлениях Политбюро ЦК ВКП(б) и соответствующих директивах НКВД по разгрому мифических «шпионско-диверсионных контингентов» поляки шли первыми в списке национальностей, включавшем также латышей, немцев, эстонцев, греков, китайцев, болгар... В ночь, когда к нему пришли с обыском, - а случилось это 27 февраля 1938 года - он уже знал, что не вернется.
«Я хорошо помню ту, последнюю ночь, когда я проснулся и увидел в комнате каких-то людей в военной форме без петлиц, – вспоминает его сын, Анатолий Иванович. – Чувствовалось какое-то напряжение, и я понимал, что плакать нельзя. Потом папа оделся, поцеловал меня, и они ушли. Последние слова, которые он сказал маме: «Прошу об одном: воспитай сына».
Об этой, одной из самых страшных операций в истории сталинских репрессий и по количеству репрессированных, и по методам, которыми выбивались признания, довольно подробно написал доктор исторических наук А.Ю. Ватлин в статье «Огонь по своим». Имея доступ к архивным делам арестованных милиционеров, он беспристрастно изложил хронологию событий, которые долгие годы тщательно скрывались за выдуманными датами в свидетельствах о смерти с помощью фальшивых справок и формулировки «десять лет без права переписки».
Как утверждает Ватлин, массовые аресты служащих Управления рабоче-крестьянской милиции (УРКМ) Москвы начались в феврале 1938 года: всего за две недели в Таганской тюрьме оказались полсотни милиционеров, в основном оперативные сотрудники уголовного розыска и ОБХСС. Но для создания видимости масштабного контрреволюционного заговора этого было недостаточно. Под арест брали всех, кто имел отношение к милиции: технических работников, машинисток, шоферов, врачей… «В число репрессированных попали педагог детской комнаты милиции, переводчик с немецкого, четыре музыканта оркестра, два фотографа из угрозыска и даже начальник пионерского лагеря ОРУДа», - уточняет Ватлин.
Основания для ордера были надуманы, многие справки подписывались задним числом. При этом задержанных произвольно определяли в латышскую либо польскую контрреволюционные шпионские группы, согласно спущенному сверху «плановому лимиту». Только на Бутовском полигоне захоронены 54 сотрудника милиции, 12 из них – начальники районных отделений. Все они были расстреляны по сфальсифицированным обвинениям.
Имя Рымкевича следователи включили в состав так называемой «польской контрреволюционной националистической организации», якобы вскрытой в управлении московской милиции. Руководителями группы они «назначили» бывшего начальника школы комсостава милиции при Управлении милиции города Москвы латыша Якова Ивановича Дектера и бывшего начальника 10 отдела уголовного розыска Фрица Фрицевича Динсберга (в июне 2017 года «Последний адрес» установил табличку Динсбергу, расстрелянному 8 мая 1939 года).
Участники этой организации, по версии следствия, «вели работу по созданию повстанческих отрядов и подготавливали выполнение террористических актов против руководителей партии и Советского правительства». Рымкевич якобы был завербован в организацию в 1935 году и «имел задание создавать на предприятиях Дзержинского района повстанческие диверсионные группы».
По своей анкете Иван Михайлович Рымкевич подходил на роль участника вымышленной шпионской группы идеально: одного факта эвакуации в 1915 году было достаточно, чтобы обвинить его в «незаконном переходе границы без документов». Кроме того, в народную милицию он вступил при Керенском, членом ВКП(б) никогда не был, поляк, католик, да еще и дворянин, поэтому участь его была предрешена.
31 мая 1938 года Комиссией НКВД СССР и прокурора СССР были приговорены к высшей мере наказания 18 человек в рамках одного сфабрикованного дела. В их числе был и Иван Михайлович Рымкевич. Его расстреляли 16 июня 1938 года. Рымкевичу было 38 лет.
У Рымкевича остались жена и шестилетний сын. Не зная о судьбе мужа, Мария Николаевна искала его по тюрьмам, пытаясь отнести ему передачи. В скорбной очереди таких же, возможно, уже овдовевших женщин ей объяснили, что, приносить еду, белье и записки из дома бесполезно, передать можно было только деньги, причем небольшую сумму, и лучше не отдавать все сразу, чтобы была возможность прийти еще раз. Если передачу приняли, значит, ее муж еще жив, если отказали – его больше нет. В конце концов, она получила стандартную отписку: «58-я статья, десять лет без права переписки и высылка в дальние лагеря Сибири».
Мария Николаевна безуспешно искала работу и каждый день ждала ареста, вздрагивая от любого стука в дверь и чужого взгляда на улице. Анатолий Иванович вспоминает, что в это время заботу о нем взяли на себя соседи: «К счастью, и в квартире, и в доме люди понимали, что творится что-то несправедливое, страшное, сочувствовали нам и старались помочь».
В 1946 году семья получила новую справку о судьбе Ивана Михайловича: «Умер в лагере 15 мая 1945 года». Истинную дату и причину смерти родные узнали лишь в перестройку.
Иван Михайлович Рымкевич был реабилитирован в 1956 году. В определении Военной коллегии Верховного суда СССР особо указано, что «Рымкевич осужден необоснованно, по сфальсифицированным обвинительным материалам».
Документы следственного дела И.М. Рымкевича
Установка памятного знака "Последним адресом"
Москва, Большой Казенный переулок, 8, строение 2 - Доходный дом был построен в 1913 году архитектором С.М. Ерофеевым для Пантелеймона Сергеевича Орлова, сына богородского купца и промышленника. После Октябрьской революции здание было национализировано, и квартиры в нем стали коммунальными.
Согласно базам «Мемориала», по крайней мере два жильца этого дома были расстреляны в годы Большого террора. Обоим 9 декабря 2018 года "Последний адрес" установил памятные знаки. Заявительницей выступила внучка одного из репрессированных, Вероника Рымкевич. Она же написала для нас статью о своем деде, которую мы публикуем ниже, а также помогла нам в поисках информации о соседе своего деда, фтизиатре Зиновии Давидовиче Лурье.
Церемония установки табличек «Последнего адреса» (фото), (видео)
По материалам проекта "Последний адрес"