Шкапар Доминик Казимирович (1884)

Формуляр отредактирован пользователем, данные не подтверждены документально и нуждаются в проверке.

1934 год. Семья Шкапар (супруга Анна Федоровна, дочь Галлимирра Домениковна)

• Дата рождения: 28 января 1884 г.
• Варианты ФИО: Доменик/Доминик; Шкапар/Шкапор
• Место рождения: дер. Спордзеники Люцинского уезд Витебской губ.
• Пол: мужчина
• Национальность: латыш
• Профессия / место работы: Прокурор Плюсского района Ленинградской области (1934-1937г.г.)
• Место проживания: п. Плюсса Лен. обл., Колхозная ул., д. 11.
• Партийность: член ВКП(б)

• Дата расстрела: 18 января 1938 г.
• Место смерти: г. Ленинград
• Место захоронения: Левашовское мемориальное кладбище

---

• Где и кем арестован: Арестован по месту жительства, начальником Лужского оперсектора НКВД Баскаковым
• Дата ареста: 16 декабря 1937 г.
• Обвинение: По национальному признаку - "Латышская операция"
• Осуждение: 11 января 1938 г.
• Осудивший орган: Комиссией НКВД и Прокуратуры СССР
• Статья: 58, п. 1а-11 УК РСФСР
• Приговор: ВМН
• Дата реабилитации: 24 февраля 1958 г.
• Реабилитирующий орган: Военный Трибунал Московского военного округа

---

• Архивное дело: П-30957; УФСБ по Ленинградской области
• Источники данных: БД "Жертвы политического террора в СССР"; Ленинградский мартиролог т.8 (готовится к печати)

Шкапар Д.К., по национальности - латыш, родился 28 января 1884 года в деревне Спорзеники Лютинского уезда Витебской губернии в семье крестьянина. Мать умерла, когда ему было 3 года, воспитанием занималась старшая сестра Шкапар Марта Казимировна 1877 г.р. Впоследствии, отец Доминика создал новую семью, известно, что в 1892 году в семье родилась дочь, Шкапар Магдалина Каземировна. До революции 1917 года, Латвия входила в состав Российской Империи, согласно законодательства, призыву на воинскую службу подлежали мужчины с 21 года. В 1906 году, в возрасте 22 лет, Доменик был призван на службу в качестве рядового в 213 пехотный полк, дислоцировавшийся в г. Пенза, применявшийся для противодействия антиправительственным демонстрациям, которые периодически вспыхивали в Пензе и соседних городах. В данном формировании прослужил 2 года, во время рекрутской службы он проявил свою солидарность к протестующей молодежи, а также антиправительственные настроения. Стал вести пропагандистскую работу среди солдат и распространять революционную литературу. Деятельность Доменика была изобличена командованием полка, в результате в 1909 году он был выслан из Пензы. Характер принятых санкций к Доминику не установлен - это была либо ссылка в пенитенциарное учреждение, либо в дисциплинарное армейское формирование. После чего, солдатом Царской армии, участвовал в Первой мировой войне. В начале войны, в 1914 году, в Германии, был взят в плен, находясь в плену изучил немецкий язык. За время нахождения в плену, в России произошла революция и началась борьба за власть внутри страны. Латвия стала независимым государством. После окончания войны Доменик вернулся в Латвию, где проживал непродолжительное время. В 1919 году, в возрасте 35 лет, Доменик принял решение приехать в молодое и мятежное государство. По приезду в РСФСР он примкнул к движению большевиков, вступил в партию ВКП(б). В начале 20-х годов Доминик работал на незначительных партийных должностях, проживал в населенных пунктах на территории современного северо-запада России. 08 сентября 1924 года в городе Порхов Псковской области Доменик женился на школьной учительнице, моложе его на 16 лет, Федосовской Анне Федоровне. В семье родилась дочь Галина, которой суждено было умереть во младенчестве. Вторым ребенком в семье стала дочь Мира - ее жизнь также трагично оборвалась, не успев толком начаться. Родители тяжело переживали утрату, и когда на свет появилась третья дочь, дали ей имя - Галлимирра (сложенным из имен Галина и Мира), тем самым олицетворив нереализованную любовь к умершим детям. На момент рождения дочери семья проживает в городе Псков. Затем последовали новые назначения Доменика и новые места жительства: г. Остров, г. Валдай, г. Череповец, станция Плюсса. Везде семья живет во временном жилье, стесненных условиях. В конце 1934 года Доменик получил последние в своей жизни назначение, его направили замещать должность прокурора Плюсского района Ленинградской области. (в настоящее время территория Псковской области). Железнодорожная станция Плюсса в те годы была небольшим провинциальным населенным пунктом, застроенным, в основном, деревянными постройками, одним из немногих кирпичных зданий, была двухэтажная школа, куда была принята на работу, в качестве учителя географии и биологии, супруга Доменика - Анна. Поначалу семья снимала жилье в частном деревянном доме на окраине Плюссы, затем им была выделена служебная двухкомнатная квартира в одноэтажном деревянном доме № 11 по улице Колхозной. Дом был разделен на две квартиры, во второй служебной квартире проживала судья Буткина с супругом Анатолием, трудоустроенным продавцом. Быт семьи, дух исторической эпохи советского государства 30-х годов, а также яркие воспоминая ребенка, о детстве проведенном в небольшом поселке, представляется возможным описать благодаря сохранившимся дневникам Галлимирры. В своих дневниках дочь характеризует отца как человека доброго и порядочного. Как пример его идеологической преданности государственному курсу, можно привести такое воспоминание: "Когда отец уезжал из Латвии, старшая сестра ему вручила фамильное серебро - набор из 15 столовых предметов. Когда проживали в Плюссе, государством был объявлен призыв к советским гражданам о добровольной безвозмездной сдаче серебра для нужд страны. Отец отставил мне одну ложку с гравировкой "М В", а остальные 14 предметов не задумываясь сдал. Эта ложка - единственная вещь, оставшаяся у меня в память об отце..." В начале 1937 года жизнь в маленькой железнодорожной станции текла своим размеренным чередом. При этом, новости и слухи были наполнены информацией о громких разоблачениях "врагов народа". Информационный фон об арестах был настолько велик, что даже семилетняя Галлимирра, оберегаемая родителями от ненужной информации и не понимающая ее сути, усвоила новое слово - "взят". Это слово употребляли в разговорах жители станции, заменяя им слово "арестован". Повсюду звучали разговоры: "взят этот, взят тот, враг народа". Из дневника: "Кем-то было заподозрено вредительство в печатной отрасли, что якобы, вокруг портрета Сталина на обложке тетради или какого-то альбома для рисования изображена искусно замаскированная змея, обвивающая портрет. Родители вечером рассматривали этот портрет, пытаясь найти эту змею, подобно тому, как разгадывают шараду в рисунках. С известной долей фантазии змею можно было представить. Мама тут же разорвала обложку с этого альбома." 28 мая 1937 года Доменик решением отчетно-выборного собрания Плюсского райкома Плюского райкома ВКП(б) был избран членом ревизионной комиссии, что свидетельствуют о высоком к нему доверии. Однако, за лето 1937 года ситуация в корне поменялась... Летом руководством страны был дан официальный старт беспрецедентным репрессиям, о чем было провозглашено на пленуме ЦК ВКП(б), проходившим с 23 по 29 июня 1937 года. В рамках подготовительного этапа, по всей стране были заранее освобождены места в тюрьмах, подготовлены места казней и секретные могильники для захоронения убитых, а также созданы оперсектора НКВД - небольшие межрайонные управления, необходимые для координации районных отделов при проведении репрессий. Плюсский район вошел в подчинение Лужского оперсектора, дислоцировавшегося на базе Лужского районного отдела НКВД. Изучив материалы книги "30 лет в ОГПУ-НКВД-МВД" автора Богданова Ю.Н., представляется возможным узнать о структуре и деятельности данного подразделения: "Начальником оперсектора был назначен направленный из Москвы оперуполномоченный 4-го (секретно-политического) отдела ГУГБ НКВД СССР младший лейтенант гб. М.И. Баскаков (5 ноября 1937 года ему было присвоено спецзвание лейтенант гб). Столичный представитель прибыл вместе с небольшой группой работников из Ленинграда. Территориально новый межрайонный штаб разместился в городе Луге в помещении местного райотделения НКВД и потому получил наименование Лужский оперативный сектор (о/с) УНКВД Ленинградской области." Управлением НКВД Ленинградской области в то время руководил комиссар госбезопасности 1 ранга Заковский Леонид Михайлович (настоящее имя - Штубис Генрих Эрнестович). Он был латыш по национальности, однако ему, как начальнику регионального управления НКВД, было поручено в рамках "Лытышской операции" организовать уничтожение латышей, проживающих на территории Ленинградской области. "Громить" "врагов народа" у Штубиса получалось хорошо, к латышам же он проявлял особую жестокость . Также, Штубис входил в состав "особой тройки " и лично вынес тысячи смертных приговоров жителям Ленинградской области. Проявляемая им наступательность была высоко оценена руководством НКВД . По указанию из управления НКВД, оперсектор формировал порайонные списки проживающих в Ленинградской области латышей. После согласования списков с Управлением, лица, в них значащиеся, разрабатывались как единая ячейка - диверсионная группа, каждому из них предписывались определенные роли в группе, а следствие по ним велось в рамках единого уголовного дела. Расследование таких дел сводилось к одновременному аресту граждан по спискам. Затем следовало содержание в жестких условиях следственного изолятора, психологическое и физическое истязание, с целью склонения арестованных к самооговору и дачи показаний на других "участников группы". За несколько недель пыток все "участники группы" неминуемо признавались в совершении вменяемого им деяния. А если находился человек, которого невозможно было заставить подписать шаблонные, необходимые для обвинения фразы - его подпись фальсифицировалась, либо вина доказывалась показаниями менее устойчивых к пыткам "членов группы". На все расследование уходило около месяца, приговоры по "национальным операциям" выносились без участия суда и самого обвиняемого - "альбомным порядком". Работники управлений НКВД на местах по окончании следствия составляли справки на каждого арестованного с предложением о приговоре (расстрел или заключение в лагерь на 5–10 лет), справки, скомплектованные в специальный список - "альбом", подписывали, поддерживая или корректируя предложенные меры, начальник УНКВД и местный прокурор, затем альбом направлялся в Москву, где окончательное решение выносили нарком НКВД СССР Ежов и прокурор СССР Вышинский. По мере подписания и возращения из Москвы в орган НКВД - приговоры незамедлительно исполнялись. В Плюсском районе, из числа проживающих латышей, удалось "собрать" следующую группу "врагов народа":

1. Ниман Ян Янович (лидер); 2. Араис Фриц Юганович; 3. Берзин Ричард Адамович; 4. Ванько Карл Петрович; 5. Шель Ольга Карловна; 6. Трейман Розалия Ивановна; 7. Ванько Зельма Петровна; 8. Гараис Семен Иванович; 9. Шкапар Доменик Казимирович;

         10. Верзе Петр Августович;
         11. Лукамет Иван Андреевич. 

Зимой 1937 года судьбы этих людей шаблонными постановлениями работников НКВД, сплетутся в судьбу, единую на всех, имя которой - уголовное дело № П-30957, возбужденное по статье "Измена Родине" (ст. 58-1а-11 УК РСФСР). Летом же 1937 года, люди спокойно жили в Плюсском районе, многие из них не были знакомы, никто их них не догадывался о существующей опасности. В открытых источниках приводится шифротелеграмма НКВД СССР № 49990 от 30 ноября 1937 года, как приказ к началу "Латышской операции". Однако, по событиям, развивающимся вокруг Доменика в конце лета 1937 года, можно сделать вывод о том, что ноябрьскому старту предшествовала длительная подготовка. Первое тревожное событие для Доменика произошло 31 августа 1937 года. В этот день был запущен процесс лишения статуса прокурорского работника и исключения из партии. Реализовано это было так - секретарю Плюсского райкома ВКП(б) поступило сообщение из Плюсского районного отдела НКВД о том, что: "Прокурор Шкапар Д.К. прекращал следственные дела контрреволюционных и антисоветчиков, тем самым способствовал врагам народа. Его работа оценивалась вредительской, искажающей политическую деятельность ЦК ВКП (б)". Доменик, скорее всего, не знал о существовании и содержании данного сообщения. Однако, реакция райкома не заставила себя долго ждать. В тот же день Плюсский райком провел заседание, на которое Доменик был вызван. В повестке заседания значилось выражение политического недоверия Шкапару Д.К. В одночасье его деятельность была оценена с критической стороны, выявлены недостатки в работе (из протокола заседания): 1. Не применение санкций к председателям колхозов, в качестве примера приводится перевод растратчика по фамилии Аман из одного колхоза в другой. 2. Плохой уровень работы с вредителями колхозного строя. 3. Приведена заметка из районной газеты, что на все жалобы колхозников районный прокурор на давал ответа. По указанным недостаткам был заслушан Шкапар Д.К.: "Я признаю, что допустил определенные упущения и недостатки в работе. Мне уже 53 года и со здоровьем не все в порядке. Два раза лежал в Мечниковской больнице, в июне была операция, после чего лучевое лечение. Но к работе прокурора относился добросовестно, работал по вечерам и в ночное время. Все партийные поручения полностью выполнял, ни в каких оппортунистических организациях не состоял. Освободив меня от работы прокурора, прошу дать мне другую работу, но не исключать из партии." Была заслушана судья Буткина (соседка), которая выступила с принципиальной позицией о необходимости исключения Шкапара Д.К. из партии. В итоге, решением заседания Плюсского Райкома ВКП(б), Шкапар Д.К., за правооппортунистическую и вредительскую практику работы в районной прокуратуре, за связь с контрреволюционными элементами, за защиту жулика-растратчика Аман, из членов ВКП(б) исключен, с должности прокурора Плюсского района снят. В последствии протокол заседания будет приобщен к материалам уголовного дела и представлен как доказательство вины. На протяжении практически всей осени проходила процедура освобождения от должности и исключения из партии. До середины ноября Доменик дорабатывал, сдавал дела. Последний рабочий день отца Галлимирра в своем дневнике описывает так: "Этот день я запомнила хорошо. Обычно папа возвращался с работы поздно вечером, а тут вдруг зашел среди бела дня за мной в детский сад, сказал, что сегодня ему на работу больше идти не надо и мы пойдем с ним гулять. Он забрал меня и мы пошли за станцию к ближайшему лесочку. Сначала мы шли среди унылых притихших полей, затем по лесной тропинке. Лес стоял безмолвный. Мы с папой то говорили о чем-то, то шли молча, не мешая друг другу, каждый занятый своими мыслями. Мне было грустно от того, что кончилось лето, что завяли цветы, не летают бабочки. Я представляла себе, что ласточка с Дюймовочкой уже давно улетели на юг, где сейчас по прежнему тепло, светит солнышко и растут необыкновенные цветы. Я срывала с кустов последние красно-желтые листочки, собирала листья землянички. А о чем думал мой папа? Он, конечно, был угнетен безысходностью своего положения, понимая, что некому доказать свою верность делу партии, делу, которому он служил всю свою сознательную жизнь. И еще он, видимо думал о том, что не придется ему идти рядом со мной по тропе моей жизни, поддержать и помочь выстоять на крутых ее поворотах. Он часто начинал насвистывать свою любимую песню: "Однозвучно звучит колокольчик...". За несколько недель до ареста папа не работал. Мне говорили, что он болеет, но сейчас я понимаю, что он был уволен с работы и со дня на день ждал ареста. Чтобы не быть ему дома одному, меня тоже оставляли дома, ссылаясь на большие морозы и опасность простудиться. Мама давала мне задания и я под присмотром папы решала задачи, читала ему книжки. Вечером возвращалась с работы мама. Обстановка в доме была какой-то напряженной". В материалах уголовного дела находится отрывной бланк ордера № 228 от 16 декабря 1937 года выданный сотруднику Плюсского районного отдела НКВД лейтенанту Горбунцеву. Санкций суда и прокуратуры для проведения ареста не потребовалось. Помочь арестовать районного прокурора прибыл начальник Лужского оперсектора НКВД лейтенант госбезопасности Баскаков . В тот же день, приблизительно в 23 часа, на основании данного ордера, Баскаков и Горбунцев явились по месту жительства Доменика, с целью произведения обыска и ареста. Галлимирра в своем дневнике описывает эти события:

"Около 11 часов вечера раздался стук в дверь. Папа пошел открывать. Я лежала уже в своей кроватке, родители еще не ложились. Вошли двое мужчин. Один из них подошел к столу и небрежно бросил на его середину свои черные перчатки, тут же сел, развалившись на стуле. По тому, как свободно эти люди вели себя и какое самодовольное лицо было у сидящего, я решила, что это папины друзья или во всяком случае, хорошие знакомые. Мне стало неловко - что же они подумают обо мне, увидят какая у папы невоспитанная дочка: не спит в такой поздний час. Я быстро повернулась к стене, закрыла глаза. Сколько раз вот так, закрыв глаза, в полной темноте у меня не получалось заснуть. А тут сразу уснула. Что было дальше знаю только со слов мамы.

Был обыск. Рылись в белье в комоде, перерыли книги на стеллажах. Ничего, конечно, не нашли. Лишь из семейного альбома изъяли две фотографии: на одной папа с бывшим сослуживцем, по моему, фамилия его Красин. Может быть, он был уже арестован, а может быть карточка должна была послужить уликой для будущего ареста этого товарища. Вторая фотография групповая - в год окончания мамой гимназии. Мама сфотографирована со своими одноклассницами, а в первом ряду сидят учителя и среди них поп, преподававший "закон божий". Наличие на ней попа и послужило, видимо, причиной ее изъятия. Часы с собой взять не разрешили. Не разрешали брать и очки, но папа сказал, что без очков он не в состоянии ни чего ни прочесть, ни подписать. Тогда разрешили. Перед уходом папа склонился надо мной и поцеловал. Обняв и поцеловав маму, сказал: "Только вер, Нюренька, а ни в чем не виноват. А если я не вернусь, постарайся дать Мирочке всестороннее образование". И ушел мой папа в холодную декабрьскую ночь, ушел навсегда... Мама проплакала всю ночь. Рано утром к ней пришла ее двоюродная сестра тетя Маруся, работающая кассиром на железнодорожном вокзале. Заступив вечером к работе, она неожиданно увидела папу, сидевшего на скамейке в зале ожидания. Тетя Маруся подошла к нему, спросив: "Доменик Казимирович, Вы куда-то едите? Вам нужен билет?" А он ответил: "Нет Марусенька, мне уже взят билет до Луги" Тут тетя Маруся все поняла.. Утром мама вся в слезах разбудила меня, сказав, что папу ночью отправили в больницу. Я этому не удивилась, т.к. год назад летом он лежал в клинике 2 Ленинградского медицинского института с подозрением на заболевание лимфатической системы. В подчелюстной области у него обнаружили подозрительную лимфатическую железу, делали биопсию - диагноз не подтвердился. Через 10 минут мама плача и обнимая меня сказала: "Папочку от нас забрали" Я тоже заплакала, спросив маму: "Навсегда?". Мама ответила: "Нет, он вернется". Я успокоилась." В протоколе обыска указано, что у Доменка было изъято: "паспорт № 509613 ЛС, политическая литература, фотографии, разная переписка, нож финский. " Из материалов уголовного дела следует, что Доменика доставили в Лужский оперсектор НКВД, где ему было предъявлено обвинение по статье "Измена Родине" и избрана мера пресечения, в виде заключения под стражу в Лужском следственном изоляторе. Согласно действовавшего законодательства, постановление об избрание меры пресечения 18.12.1937 было санкционировано прокурором Лужского района. Гербовая печать прокурора района поставлена "вверх ногами" - было ли это сделано по невнимательности, или же Лужский прокурор высказал этим поступком свое отношение к аресту прокурора соседнего района - остается загадкой. Из первых допросов Доменика (проходивших по указанию Баскакова - стоя), следует, что он свою вину, а также связи с "лидером группы" Яном Яновичем Ниманом - отрицал. Доменик пояснял, что видел его только на партийных собраниях, либо когда по службе заходил в райком партии. 19 декабря 1937 года Доменик был эпатирован в Ленинград, помещен в ОДПЗ Ленинградской тюрьмы ГУГБ .

	Тюрьма находилась по адресу: г. Ленинград ул. Нижегородская 39. Это была "тюрьма смертников", куда для исполнения смертных приговоров свозили заключенных со всей области. Приговоры приводились в исполнение в специальном помещении  тюрьмы.	

Таким образом, спустя 3 дня после ареста, Доменика уже готовились расстрелять, но было необходимо соблюсти бюрократические формальности. С момента поступления в Ленинградскую тюрьму сопровождение Плюсского дела было передано контрразведчикам 11 отделения 3 отдела УНКВД Ленинградской области

           Сотрудники стали готовить всю группу к расстрелу, составлять необходимые процессуальные документы, выбивать и фальсифицировать нужные для обвинения показания. 

По мимо Плюсского дела, они одновременно вели еще четыре группы, сформированных по этническому принципу, в общей сложности 70 человек. Под чутким соавторством сотрудников регионального управления НКВД, Доменик дал следующие показания: "С Ниманом встречался, говорил с ним откровенно, не соглашался с политикой Сталина. Считал, что пока не убит Сталин, порядка в России не будет.

 	Знал расположение авиационных частей Латвии. Описал латвийской разведке все железнодорожные мосты по линии Ленинград - Гдов - Псков. Дал сведения о состоянии дорог Плюсского района. Состоял в социал-националистической организации в Латвии. Организации ставила своей задачей вооруженную борьбу с советской властью, вела практическую работу:

1. Контрреволюционную, националистическую пропаганду среди латышей. 2. Формирование повстанческих групп.

   	3. Подготовку восстания среди советской власти.

4. Готовила материалы для фашисткой разведки." Работали сотрудники 11 отделения ударно, в начале 1938 года расстрельные списки уже лежали в Москве для утверждения приговоров. 11 января 1938 года в Москве, Нарком НКВД СССР Ежов и Прокурор СССР Вышинский, подписали альбомный список № 19, утвердив смертный приговор всем 70 подопечным отделения. По рассекреченным данным, заключенные были расстреляны 18 января 1938 года. Однако, 16 января 1938 года был составлен Акт об уничтожении путем сожжения изъятых вещей. Учитывая, что перед казнью у заключенных отбирали личные вещи, принимая во внимание несвойственный гриф секретности для подобного мероприятия - "совершенно секретно", можно сделать вывод о том, что фактически арестованные были убиты 16 января, после чего их вещи были сожжены.

	Тела убитых, в обстановке строжайшей секретности, были вывезены на грузовых автомобилях на секретный могильник НКВД - обнесенный глухим зеленым забором, строго охранявшийся участок леса Парголовской дачи Парголовского лесхоза близ посёлка Левашово Ленинградской области . 

Из воспоминаний местных жителей следует, что в ночное время к воротам тихо подъезжали грузовые фургоны. Как фрагмент мемориального комплекса, сохранился колокольчик над помещением охраны могильника. От колокольчика была протянута веревка к воротам. Водители, чтобы не создавать лишнего шума - не сигналить, дергали за эту веревку, таким образом оповещая охрану о прибытии. Сразу после ареста супруга, Анна сообщила о случившемся своим сестрам Пейсаховской (Федосовской) Евгении Федоровне и Кирилловой (Федосовской) Ксении Федоровне, проживавшим в г. Новгород. Евгения уговорила Анну незамедлительно переехать из Плюссы в Новгород, пообещав поселить ее вместе с дочерью у себя. В конце декабря 1937 года Анна с дочерью уехала из Плюссы. Из дневника Галлимирры: "Из Новгорода к нам приехали Ксения с мужем Михаилом, чтобы помочь собрать вещи. В квартире становилось неуютно, пусто. Я слонялась из угла в угол, не зная чем заняться. На глаза невольно набегали слезы. Запомнился только цветок - "Декабрист", столько розовых бутонов на нем никогда не было" "Наконец все вещи были сданы в багаж, мы сели в вагон, и замелькали в темноте белые поля, перемешиваясь с темным лесом. Мы с мамой покинули Плюссу." Уже проживая в Новгороде, Анна, несмотря на страх быть арестованной, как жена "врага народа", несколько раз ездила в Ленинградское УНКВД, на прием к руководству управления, чтобы выяснить судьбу мужа. Но поездки были не результативные. В итоге, по месту жительства в Новгороде, Анна получила повестку в местный отдел НКВД. Она ожидала, что ее могут арестовать, поэтому перед уходом показала родственникам, у которых проживала, где какие вещи у нее лежат. "Я делала вид, что не понимаю, чтобы не расстроить маму. После ухода мамы тетя Ксена нарочито бодро и весело разговаривала со мной, и я поддалась ее настроению и успокоилась." Анна вернулась, ей сообщили, что Доменик осужден на 10 лет, отправлен в дальние лагеря, без права переписки. Предложили в письменной форме от него отказаться. На что она категорически отказалась. Затем еще 2 раза вызывали повестками, в ходе бесед пытались склонить к негласному сотрудничеству, требовали периодически посещать отдел и освещать настроения, имеющиеся в учительской среде. На что Анна нашла аргумент, что настроения в учительской среде ей не известны, так как ей, как жене "врага народа", никто не доверяет. Со временем, интерес к ней иссяк. Так семья и жила долгие годы, в надежде, что Доменик вернется из "дальних лагерей". 24 февраля 1958 года Военным Трибуналом Московского военного округа, Доменик посмертно реабилитирован, постановление о расстреле отменено, а уголовное дело прекращено за отсутствием состава преступления. О чем семье сообщено справкой. Вместе со справкой Новгородским областным ЗАГС выдано свидетельство о смерти № 030441, в которое были внесены заведомо ложные сведения о том, что 14 августа 1943 года Доменик скончался от брюшного тифа. Место "смерти" придумывать не стали - поставили прочерк, зато официально провели свидетельство по учетам, внеся запись о "смерти" 1943 года в журнал 1958 года. Позже Д. К. Шкапара посмертно восстановят в партии, вместе с супругой и дочерью признают жертвами репрессий, дело будет рассекречено, секретный могильник реорганизован в мемориальный комплекс. Государственные органы выдадут семье документы, в которых сухими юридическими формулировками значится: "Ваш муж и отец ни в чем не виноват. Его арестовали по надуманному обвинению, затем пытали и убили, ночью погребли в котловане, в секретном лесу. До настоящего времени о его судьбе вам врали..."