Левин Михаил Львович (1921)

  • Дата рождения: 1921 г.
  • Место рождения: Саратов
  • Пол: мужчина
  • Социальное происхождение: из семьи служащего,
  • Образование: высшее,
  • Профессия / место работы: в момент ареста студент физфака МГУ
  • Место проживания: Москва
  • Партийность: бывший член ВЛКСМ
  • Мера пресечения: арест
  • Дата ареста: 1 июля 1944 г.
  • Обвинение: «террористические намерения»
  • Осуждение: 3 марта 1945 г.
  • Осудивший орган: ОСО при МГБ СССР
  • Статья: 58-10, 58-11
  • Приговор: 3 года ИТЛ, работал в так называемой "кучинской шараге". Освобожден по амнистии в августе 1945 г.; 3 года ИТЛ, осв. в 1945 по амнистии
  • Дата реабилитации: май 1955 г.
  • Реабилитирующий орган: Военная Коллегия Верховного Суда СССР
  • Основания реабилитации: за отсутствием состава преступления
  • Архивное дело: P-24999
  • Источники данных: БД "Жертвы политического террора в СССР"; Архив НИПЦ "Мемориал", Москва

Репрессированные родственники

Биография

Михаил Львович Левин (1921—1992) — советский физик-теоретик.

Сын Р. С. Левиной и Л. Н. Карлика. В 1938 г. окончил школу и поступил в МГУ, в 1941 г. эвакуирован в Казань. В 1943 г. возвращается в Москву (от армии был освобожден из-за болезни глаз) и продолжает обучение в МГУ, которое прерывается арестом в июле 1944 г. Однако вскоре, в августе 1945 г., Левин был освобожден по Победной амнистии и даже получил возможность сдать последний выпускной экзамен, правда без права работать в Москве и Московской области.

По рекомендации учителя и будущего тестя М. А. Леонтовича, был зачислен на работу в Горьковский университет, на первый в стране радиофизический факультет, созданный в 1945 г. и ставший ведущим центром развития отечественной радиофизики. В 1948 г. завершил работу над диссертацией, но из-за ареста матери потерял должность и смог защититься лишь осенью 1954 г. С сентября 1956 г. — в Радиотехническом институте АН СССР, где в 1960 г. был избран начальником лаборатории, которая в 1977 г. переведена в Московский радиотехнический институт АН СССР. С декабря 1989 г. начальник теоретического отдела этого института, с 1957 г. по совместительству работал профессором кафедры радиофизики МФТИ.

Сыграл, как физик-теоретик, педагог и историк науки (прежде всего, исследователь истории электродинамики), важную роль в становлении отечественной радиофизики. Один из основателей школы отечественной радиофизики в Нижнем Новгороде. Под его редакцией был впервые в полном переводе на русский язык издан знаменитый «Трактат об электричестве и магнетизме» Максвелла, ставший основой полевой электродинамики и радиотехники.

Один из ближайших друзей А. Д. Сахарова. Был близок к правозащитному движению. Известен также свои литературным творчеством.

Воспоминания

Из тринадцати арестованных по нашему делу не «признались» только двое: Миша Левин и Моня Коган. Им было немножко легче, чем остальным. К их аресту наше дело было уже сфабриковано, определено было основное ядро «террористов», которые «признались» во всем, в чем надо было, и обоим «новеньким» по разработанному сценарию была отведена скромная роль.

Миша Левин был человеком блестящим. Он был старше и умнее нас, успел закончить физфак МГУ и проявить себя талантливым ученым. Он работал в лаборатории академика Леонтовича, и после его ареста о нем хлопотали крупные ученые-физики, которые в то время уже пользовались авторитетом в высшем эшелоне власти. Шел 1944 год, и Берия курировал работу по созданию советского атомного оружия. Срок Миша получил для 58-й статьи необычайно мягкий — 3 года.

...

Моя мама сразу после моего ареста установила контакт с родителями Шурика Гуревича и с Зинаидой Самуиловной Кизелыытейн, мамой Юры Михайлова. Когда арестовали Мишу Левина, к ним присоединилась мать Миши, Ревекка Сауловна Левина. У этих мам были связи. И они решили действовать.

Ревекка Сауловна в то время была человеком влиятельным — членом-корреспондентом Академии наук СССР, заместителем директора Института мирового хозяйства и мировой политики. Директором института был академик Варга. Кроме того, она была научным руководителем диссертации Панкратовой, автора учебника истории СССР, одобренного Сталиным. И Панкратова, и Варга были членами ЦК КПСС, и где-то там на цэковском уровне они попросили наркома госбезопасности Меркулова принять Ревекку Сауловну.

С такой же просьбой обратился к наркому известный кинорежиссер Михаил Ромм, который был кузеном и близким другом Зинаиды Самуиловны Кизельштейн. А Ромму отказать было трудно: Сталин любил его фильмы, ценил мнение режиссера и приглашал его по ночам в Кремль показывать новинки кино.

Меркулов принял обеих мам и сказал им, что следствием установлено, что их сыновья участвовали в подготовке покушения на жизнь Вождя. И они поняли, чем это грозит их детям. Зинаида Самуиловна рассказывала моей маме, что Ревекка Сауловна стала кричать:

— И вы хотите, чтобы мы в это поверили?! Вам стыдно должно быть! Война идет, а вы, вместо того чтобы делом заниматься, детей хватаете и выдумываете идиотские обвинения! Сталина они убивать готовились?! Еще какую небылицу выдумаете? Я — член партии с 1918 года, вы тогда еще под стол пешком ходили! Я своего сына знаю и никогда не поверю вашим выдумкам! Это — преступление перед партией — то, чем вы тут занимаетесь! — И, не помня себя, замахнулась на наркома стоящей на его столе тяжелой чернильницей.

Зинаида Самуиловной говорила, что страха перед Меркуловым у них не было: они понимали, что жизнь их детей под страшной угрозой. Помимо этого визита, они добились того, что с просьбой лично разобраться в нашем деле обратились к наркому академики Варга и Леонтович и Михаил Ромм. В результате Меркулов, вместо того чтобы по тогдашней логике вещей арестовать обеих мам, обязал, по-видимому, разобраться в нашем деле высшую следственную инстанцию своего ведомства9.

Следователям на Большой Лубянке, проверяющим дело по распоряжению высокого начальства, пришло, наконец, в голову ознакомиться с квартирой Нины Ермаковой, на которой готовилось «покушение на жизнь Вождя», а также с пулеметом Ваньки Сухова, с помощью которого это преступление предполагалось совершить. И тут выяснились некоторые подробности. Оказалось, что, хотя адрес Нины был улица Арбат, дом 43, окна Нининой комнаты и всей квартиры выходили во двор, а двор — на соседнюю улицу Молчановку. То, что мальчишки называли пулеметом, оказалось куском гнутого и искореженного пожаром металла.

На волю, в результате этих находок, нас, однако, не отпустили. Более того, у всех арестованных по нашему делу осталось обвинение в терроре. Обвинение теперь было по статье 19-58 пункт 8. Статья 19 обозначала намерение совершить преступление. Версия непосредственной подготовки террористического акта провалилась, но остались признания семерых обвиняемых в том, что квалифицировалось как «террористические намерения». Этого было достаточно для обвинения в терроре. В той области, которая называлась «антисоветская деятельность», наше законодательство не знало разницы между словом и делом.

Р.С. Левина, однако, не избежала ареста. В январе 1948 г. ее арестовали по обвинению в сионизме и подвергли страшным пыткам. Вскоре после освобождения Р.С. в 1953 году моя мама встретила ее на улице. Сын помогал ей идти. В свои 54 года она выглядела глубокой старухой и полным инвалидом.

— Из воспоминаний В. М. Левенштейна «За Бутырской каменной стеной», Континент. – 2007. – № 132

Наверное, нужно объяснить, почему Особое Совещание - ОСО - не стригло всех под одну гребенку: в нашем деле мера наказания варьирует - от 10-ти с конфискацией до ссылки.

Во-первых, даже для правдоподобия надо было выделить "террористическое ядро" - это те, кому влепили по червонцу.

Во-вторых, Левина, скажем, и Когана арестовали месяца на три-четыре позже, чем нас, главных. Они были морально подготовлены и не стали подписывать, как мы, все подряд. И восьмой пункт с них сняли.

В-третьих, за Мишу Левина и Нину Ермакову хлопотал академик Варга, бывший в большом фаворе у Сталина. Дочь Варги Маришка была ближайшей подругой Нины, а Мишина мать, член-корреспондент Академии Наук Ревекка Сауловна Левина, работала вместе с Варгой. К слову сказать, ее тоже посадили - несколько погодя, по так называемому "аллилуевскому делу". Ревекке Сауловне пришлось куда хуже, чем нам: на допросах ее жестоко избивали, вся спина была в рубцах. На свободу она вышла полным инвалидом, уже после смерти Сталина.

— Из воспоминаний В. Фрида «Москва-Подольск-Москва»