Старостин Петр Петрович (1909) — различия между версиями
Строка 19: Строка 19:
 
|год рождения=1909
 
|год рождения=1909
 
}}
 
}}
 +
 
[[Категория:Добавлено пользователем]]
 
[[Категория:Добавлено пользователем]]
 
[[Категория:Открытый список]]
 
[[Категория:Открытый список]]
 
[[Категория:Следователь известен]]
 
[[Категория:Следователь известен]]
−
== История==
+
 
−
{{Шаблон:Родня <!-- В каждой строке вы можете указать соответствующего родственника персонажа статьи, взяв заключенное в двойные квадратные скобки название посвященной ему страницы, чаще всего состоящее из фамилии, имени, отчества и даты рождения - например:  |муж = [[Смагин Антон Зиновьевич (1859)]] -->
+
{{Шаблон:Репрессированные родственники
−
|дед 1=
 
−
|бабушка 1=
 
−
|дед 2=
 
−
|бабушка 2=
 
−
|мать=
 
−
|отец=
 
−
|дяди/тети=
 
−
|жена=
 
−
|муж=
 
 
|братья/сестры=[[Старостин Николай Петрович (1902)]], [[Старостин Андрей Петрович (1906)]], [[Старостин Александр Петрович (1903)]]
 
|братья/сестры=[[Старостин Николай Петрович (1902)]], [[Старостин Андрей Петрович (1906)]], [[Старостин Александр Петрович (1903)]]
−
|двоюродные братья/сестры=
 
−
|дети=
 
−
|племянники=
 
−
|внуки=
 
−
|источники данных=
 
 
}}
 
}}
  
−
"В тюрьме был установлен порядок – в 6 часов утра подъем и заправка коек, а в 10 – отбой и сон. Я от отбоя до подъема находился на допросе. А утром, когда приводили в камеру, разрешалось только сидеть лицом к двери с открытыми глазами. Если веки глаз начинали смыкаться в камеру врывался <...> надзиратель и приказывал встать к стене. Наблюдатели сменялись, примерно, каждый час. Допрос стал сопровождаться периодическим избиением при помощи появляющихся для этой цели двух здоровых парней. Иногда к ним присоединялся Еломанов.  
+
 
 +
== История==
 +
 
 +
<blockquote>В тюрьме был установлен порядок – в 6 часов утра подъем и заправка коек, а в 10 – отбой и сон. Я от отбоя до подъема находился на допросе. А утром, когда приводили в камеру, разрешалось только сидеть лицом к двери с открытыми глазами. Если веки глаз начинали смыкаться в камеру врывался <...> надзиратель и приказывал встать к стене. Наблюдатели сменялись, примерно, каждый час. Допрос стал сопровождаться периодическим избиением при помощи появляющихся для этой цели двух здоровых парней. Иногда к ним присоединялся Еломанов.  
  
 
Первый раз я пытался оказать сопротивление, но это только ухудшило мое положение, слишком неравны были силы. Поэтому в дальнейшем я только делал жалкие попытки увернуться от ударов нацеленных в нижнюю часть лица. Принятый режим обработки стал быстро давать свои результат. Через несколько дней я с трудом передвигался, стремительно худел и слабел. Спать приспособился сидя с открытыми глазами, вернее это был не сон, а потеря ощущения действительности, прострация. На допрос конвой водил под руки.  
 
Первый раз я пытался оказать сопротивление, но это только ухудшило мое положение, слишком неравны были силы. Поэтому в дальнейшем я только делал жалкие попытки увернуться от ударов нацеленных в нижнюю часть лица. Принятый режим обработки стал быстро давать свои результат. Через несколько дней я с трудом передвигался, стремительно худел и слабел. Спать приспособился сидя с открытыми глазами, вернее это был не сон, а потеря ощущения действительности, прострация. На допрос конвой водил под руки.  
  
−
В этот период начали возникать бредовые мысли — придумать на себя абсурдные, несуразные обвинения, чтоб <...>, что это вымысел и отстали бы от меня. Созрела даже идея — я агент французской разведки, а подтверждением этого мог служить автограф Эррио, который каждый из нас четверых братьев получил на приеме в городе Лионе, где он был мэром города. Этот автограф – на карточке-меню обеда я и наметил паролем – приступить к террористическим действиям в Москве. Бог спас меня и моих братьев от смерти. Я этого не успел сказать. Тогда я не знал, что нашего одноклубника Серафима Кривоносова, находящегося в  моем положении, расстреляли за показания убить Сталина на стадионе «Локомотив». Сталин никогда не бывал на стадионах, а тем более на этом маленьком, находящимся на Рязанской улице близ Казанского вокзала".
+
В этот период начали возникать бредовые мысли — придумать на себя абсурдные, несуразные обвинения, чтоб <...>, что это вымысел и отстали бы от меня. Созрела даже идея — я агент французской разведки, а подтверждением этого мог служить автограф Эррио, который каждый из нас четверых братьев получил на приеме в городе Лионе, где он был мэром города. Этот автограф – на карточке-меню обеда я и наметил паролем – приступить к террористическим действиям в Москве. Бог спас меня и моих братьев от смерти. Я этого не успел сказать. Тогда я не знал, что нашего одноклубника Серафима Кривоносова, находящегося в  моем положении, расстреляли за показания убить Сталина на стадионе «Локомотив». Сталин никогда не бывал на стадионах, а тем более на этом маленьком, находящимся на Рязанской улице близ Казанского вокзала.
  
−
(из воспоминаний Петра Старостина, записанных в 1989-м году)
+
''из воспоминаний Петра Старостина, записанных в 1989-м году''
 +
</blockquote>

Версия 10:49, 3 апреля 2017

Петр старостин.jpg
  • Дата рождения: 16 августа 1909 г.
  • Место рождения: дер. Погост, Владимирская губ. (совр. Ярославская обл.)
  • Пол: мужчина
  • Национальность: русский
  • Социальное происхождение: из мещан, сын егеря
  • Образование: незаконченное высшее, МХТИ им. Менделеева
  • Профессия / место работы: футболист, инженер
  • Место проживания: Москва
  • Дата ареста: 1942 г.
  • Статья: 58-10
  • Приговор: 10 лет ИТЛ
  • Место отбывания: Нижний Тагил
  • Дата освобождения: 1954 г.
  • Основания реабилитации: за отсутствием состава преступления

Репрессированные родственники

История

В тюрьме был установлен порядок – в 6 часов утра подъем и заправка коек, а в 10 – отбой и сон. Я от отбоя до подъема находился на допросе. А утром, когда приводили в камеру, разрешалось только сидеть лицом к двери с открытыми глазами. Если веки глаз начинали смыкаться в камеру врывался <...> надзиратель и приказывал встать к стене. Наблюдатели сменялись, примерно, каждый час. Допрос стал сопровождаться периодическим избиением при помощи появляющихся для этой цели двух здоровых парней. Иногда к ним присоединялся Еломанов.

Первый раз я пытался оказать сопротивление, но это только ухудшило мое положение, слишком неравны были силы. Поэтому в дальнейшем я только делал жалкие попытки увернуться от ударов нацеленных в нижнюю часть лица. Принятый режим обработки стал быстро давать свои результат. Через несколько дней я с трудом передвигался, стремительно худел и слабел. Спать приспособился сидя с открытыми глазами, вернее это был не сон, а потеря ощущения действительности, прострация. На допрос конвой водил под руки.

В этот период начали возникать бредовые мысли — придумать на себя абсурдные, несуразные обвинения, чтоб <...>, что это вымысел и отстали бы от меня. Созрела даже идея — я агент французской разведки, а подтверждением этого мог служить автограф Эррио, который каждый из нас четверых братьев получил на приеме в городе Лионе, где он был мэром города. Этот автограф – на карточке-меню обеда я и наметил паролем – приступить к террористическим действиям в Москве. Бог спас меня и моих братьев от смерти. Я этого не успел сказать. Тогда я не знал, что нашего одноклубника Серафима Кривоносова, находящегося в моем положении, расстреляли за показания убить Сталина на стадионе «Локомотив». Сталин никогда не бывал на стадионах, а тем более на этом маленьком, находящимся на Рязанской улице близ Казанского вокзала.

из воспоминаний Петра Старостина, записанных в 1989-м году