Смирнова Роза Михайловна (1882) — различия между версиями

(Добавление "географической" категории.)
(Метка: formularedit)
 
(не показано 9 промежуточных версий 3 участников)
Строка 1: Строка 1:
 
{{Шаблон:Формуляр
 
{{Шаблон:Формуляр
 
|дата рождения=1882
 
|дата рождения=1882
|место рождения=г. Звенигород, Киевская обл., Украинская ССР.
+
|место рождения=УССР, Киевская обл., г. Звенигород.
 +
|национальность=еврейка
 +
|гражданство (подданство)=СССР
 +
|профессия / место работы=заключенная [[Справка:Ухтпечлаг|Ухтпечлаг]]а
 +
|место проживания=Ухтпечлаг НКВД
 
|пол=женщина
 
|пол=женщина
|профессия / место работы=заключенная Ухтпечлага
 
|дата ареста 1=24.12.1937
 
|осуждение 1=05.01.1938
 
|осудивший орган 1=тройка при УНКВД Архангельской обл.
 
|приговор 1=ВМН
 
 
|расстрел=09.05.1938
 
|расстрел=09.05.1938
|место смерти=Рудник Воркута.
+
|место смерти=Коми АССР, Рудник Воркута.
 
|источники данных=БД "Жертвы политического террора в СССР"; Книга памяти Республики Коми
 
|источники данных=БД "Жертвы политического террора в СССР"; Книга памяти Республики Коми
|статья 1=58, п. 10 УК РСФСР
+
|дата ареста 1=1933
 +
|обвинение 1=КРТД
 +
|осуждение 1=1933
 +
|приговор 1=тюр. зак.
 +
|место отбывания 1=Верхне-Уральский политизолятор (1933-1936).
 +
|дата ареста 2=1936
 +
|обвинение 2=КРТД
 +
|осуждение 2=1936
 +
|приговор 2=ИТЛ
 +
|место отбывания 2=Коми АССР, Воркута, Ухтпечлаг
 +
|дата ареста 3=24.12.1937
 +
|обвинение 3=КРА (ст. 58, п. 10 УК РСФСР), троцкизм
 +
|осуждение 3=05.01.1938
 +
|осудивший орган 3=тройка при УНКВД Архангельской обл.
 +
|статья 3=58, п. 10 УК РСФСР
 +
|приговор 3=ВМН (расстрел)
 +
|место отбывания 3=Верхне-Уральский политизолятор
 
}}
 
}}
  
Строка 17: Строка 32:
 
[[Категория:Книга памяти Республики Коми]]
 
[[Категория:Книга памяти Республики Коми]]
 
[[Категория:Коми]]
 
[[Категория:Коми]]
 +
[[Категория:Ухтпечлаг]]
 +
[[Категория:Верхнеуральский политизолятор]]
 +
 +
{{Шаблон:Репрессированные родственники
 +
|муж=[[Смирнов Иван Никитич (1881)]] (бывший)
 +
}}
  
 
==Биография==
 
==Биография==
 +
 +
(Воспоминания лагерного врача-каэра, где он ошибочно называет ее Прасковьей. Заключенная с такими ФИО - [[Смирнова Прасковья Михайловна (1911)]] действительно существовала, но не была ни женой наркома связи (Ивана Смирнова), ни пожилой.)
 +
 +
БОЯРЫНЯ МОРОЗОВА
 +
 +
В начале весны положили к нам видную заключенную из привилегированных по фамилии Смирнова, переведенную из политизолятора, где ее держали с дочерью. В прошлом она была жена наркома связи и крупный партийный работник. Рассказывали, как анекдот, что ее привезли в Чибью в отдельном автобусе, дали отдельный домик, прикрепили к ней женщину в качестве дневальной и что несколько стрелков несли за ней из автобуса вещи. Она заболела дизентерией, и ее поместили в отдельную палату. Как известную личность ее часто навещали заключенные из крупных работников в прошлом. Сидели частенько до полуночи. Заведующая отделением запрещала это, и тогда главврач назначил заведующим меня, надеясь, что я устраню конфликты. Заведующую перевели в другое отделение, в помощь же мне прислали вместо нее сестру Зиновьева, о которой я уже говорил.
 +
 +
Вести больную, Прасковью Михайловну Смирнову, поручили мне, надеясь, как сказал главврач, на мои дипломатические способности. Держалась эта пожилая и весьма энергичная дама, свободно и «дерзко». Узнав, что я получил срок как оппозиционер, «КРТД», она возмутилась тем, что меня заставляют работать, указывая на пример воркутян: там осужденные по политическим статьям требовали особых условий — содержать их отдельно от «бытовиков», разрешить переписку и чтение любой литературы. В поддержку своих требований группа заключенных объявила голодовку. Так как их требования не удовлетворяли, они множили ряды голодающих, каждую неделю прибавляя по десятку, и довели число голодающих до трехсот.
 +
 +
Она с возмущением говорила мне: «Вы тоже должны отказаться от работы. Если вы работаете, то вы изменник, вы ренегат!» Я ответил, что мол работа особая — помогать своим, таким же, как она, что тюремной работы я не выполняю, от насильственного кормления голодовщиков я отказался, заявив, что врачи насильно кормят лишь душевнобольных. Такую форму борьбы, как у воркутян, я считаю бесполезной. «Я так же, как и вы, могу что-нибудь сделать для нашего дела, только выйдя на волю».
 +
 +
Она говорила мне об общественном мнении, о влиянии заграницы. Я отвечал, что заграница не хочет смягчения режима у нас. Там заинтересованы, чтобы у нас было больше недовольства. Мы ведем себя точно так же в отношении Китая: пишем возмущенные статьи, печатаем фотографии, но военную силу в помощь революционерам не пошлем.
 +
 +
Она всячески старалась меня уколоть. По распоряжению главврача я выписал для нее рисовый отвар, хотя знал о недостатке риса. Она возмущалась: «Вы отнимаете рис у других больных и даете мне этот клейстер!» Я соглашался: «Да, это клейстер, им можно клеить, но других больных я этим не обижаю — они получают взамен жидкую ячневую кашу, а ячмень, по нынешним взглядам, это тоже малобродящий углевод, вполне заменяющий рис».
 +
 +
Ее состоянием интересовался не только главврач, но и сам начальник всего лагеря — Яков Моисеевич Мороз, в прошлом начальник НКВД Азербайджана. В общих разговорах все называли его просто Яков Моисеевич. Она возмущалась: «Какой он Яков Моисеевич, просто Янкель Фрост!»
 +
 +
Когда я затронул вопрос об особых условиях, в которых она живет, что у нее большое количество личных вещей и что к ней особый подход, она ответила: «Да, когда я захотела сшить себе новое платье, мне прислали из здешних магазинов одиннадцать образцов материала. Я сшила три платья и отдала их своей дневальной».
 +
 +
Постепенно она поправилась, и все больше стало разговоров о наших семьях. Ее дочь так и сидела в политизоляторе.
 +
 +
Выписав ее из стационара, я предложил навещать ее у нее дома. Она отказалась.
 +
 +
Через некоторое время, требуя перевода дочери из политизолятора к нам в Чибью, она объявила голодовку и ее положили в хирургическое отделение, которым заведовал вольнонаемный. Я хотел было ее навестить, но у дверей ее палаты сидел стрелок и никого не пускал.
 +
 +
В это время начали переводить в отдаленные лагеря — Воркуту и Кочмес — самых «зловредных». Повезли и ее. Вынесли из отделения, положили на телегу, слегка устланную сеном, и тронулись. Ее лица я не видел. Лежа на телеге, она сильно жестикулировала руками, что-то кричала, и ее коротко остриженная голова моталась на подушке с сеном. Мне подумалось: «Боярыня Морозова...»
 +
 +
Уже позже, когда и меня отправили на Воркуту, мы на пересылке встретились. Она вызвала меня как врача, но на болезни не жаловалась. Угостила меня мясом: «Тут всем голодно будет», сказала, что голодовку бросила, так как ей обещали перевести сюда дочь.
 +
 +
В начале 1938 года я увидел ее на Воркуте в последний раз, но поговорить нам не дал стрелок. Она успела только сказать, что это время работала в больнице. В апреле этого же года я встретил ее фамилию в списке расстрелянных.
 +
 +
Глазов Н. А. Кошмар параллельного мира : Записки врача / предисл. М. Н. Глазовой. - Новосибирск : Изд-во Новосиб. гос. обл. науч. б-ки, 1999. - с. 50-51.

Текущая версия на 04:40, 31 декабря 2023

  • Дата рождения: 1882 г.
  • Место рождения: УССР, Киевская обл., г. Звенигород.
  • Пол: женщина
  • Национальность: еврейка
  • Гражданство (подданство): СССР
  • Профессия / место работы: заключенная Ухтпечлага
  • Место проживания: Ухтпечлаг НКВД
  • Дата расстрела: 9 мая 1938 г.
  • Место смерти: Коми АССР, Рудник Воркута.
  • Дата ареста: 1933 г.
  • Обвинение: КРТД
  • Осуждение: 1933 г.
  • Приговор: тюр. зак.
  • Место отбывания: Верхне-Уральский политизолятор (1933-1936).

  • Дата ареста: 1936 г.
  • Обвинение: КРТД
  • Осуждение: 1936 г.
  • Приговор: ИТЛ
  • Место отбывания: Коми АССР, Воркута, Ухтпечлаг

  • Дата ареста: 24 декабря 1937 г.
  • Обвинение: КРА (ст. 58, п. 10 УК РСФСР), троцкизм
  • Осуждение: 5 января 1938 г.
  • Осудивший орган: тройка при УНКВД Архангельской обл.
  • Статья: 58, п. 10 УК РСФСР
  • Приговор: ВМН (расстрел)
  • Место отбывания: Верхне-Уральский политизолятор

  • Источники данных: БД "Жертвы политического террора в СССР"; Книга памяти Республики Коми

Репрессированные родственники

Биография

(Воспоминания лагерного врача-каэра, где он ошибочно называет ее Прасковьей. Заключенная с такими ФИО - Смирнова Прасковья Михайловна (1911) действительно существовала, но не была ни женой наркома связи (Ивана Смирнова), ни пожилой.)

БОЯРЫНЯ МОРОЗОВА

В начале весны положили к нам видную заключенную из привилегированных по фамилии Смирнова, переведенную из политизолятора, где ее держали с дочерью. В прошлом она была жена наркома связи и крупный партийный работник. Рассказывали, как анекдот, что ее привезли в Чибью в отдельном автобусе, дали отдельный домик, прикрепили к ней женщину в качестве дневальной и что несколько стрелков несли за ней из автобуса вещи. Она заболела дизентерией, и ее поместили в отдельную палату. Как известную личность ее часто навещали заключенные из крупных работников в прошлом. Сидели частенько до полуночи. Заведующая отделением запрещала это, и тогда главврач назначил заведующим меня, надеясь, что я устраню конфликты. Заведующую перевели в другое отделение, в помощь же мне прислали вместо нее сестру Зиновьева, о которой я уже говорил.

Вести больную, Прасковью Михайловну Смирнову, поручили мне, надеясь, как сказал главврач, на мои дипломатические способности. Держалась эта пожилая и весьма энергичная дама, свободно и «дерзко». Узнав, что я получил срок как оппозиционер, «КРТД», она возмутилась тем, что меня заставляют работать, указывая на пример воркутян: там осужденные по политическим статьям требовали особых условий — содержать их отдельно от «бытовиков», разрешить переписку и чтение любой литературы. В поддержку своих требований группа заключенных объявила голодовку. Так как их требования не удовлетворяли, они множили ряды голодающих, каждую неделю прибавляя по десятку, и довели число голодающих до трехсот.

Она с возмущением говорила мне: «Вы тоже должны отказаться от работы. Если вы работаете, то вы изменник, вы ренегат!» Я ответил, что мол работа особая — помогать своим, таким же, как она, что тюремной работы я не выполняю, от насильственного кормления голодовщиков я отказался, заявив, что врачи насильно кормят лишь душевнобольных. Такую форму борьбы, как у воркутян, я считаю бесполезной. «Я так же, как и вы, могу что-нибудь сделать для нашего дела, только выйдя на волю».

Она говорила мне об общественном мнении, о влиянии заграницы. Я отвечал, что заграница не хочет смягчения режима у нас. Там заинтересованы, чтобы у нас было больше недовольства. Мы ведем себя точно так же в отношении Китая: пишем возмущенные статьи, печатаем фотографии, но военную силу в помощь революционерам не пошлем.

Она всячески старалась меня уколоть. По распоряжению главврача я выписал для нее рисовый отвар, хотя знал о недостатке риса. Она возмущалась: «Вы отнимаете рис у других больных и даете мне этот клейстер!» Я соглашался: «Да, это клейстер, им можно клеить, но других больных я этим не обижаю — они получают взамен жидкую ячневую кашу, а ячмень, по нынешним взглядам, это тоже малобродящий углевод, вполне заменяющий рис».

Ее состоянием интересовался не только главврач, но и сам начальник всего лагеря — Яков Моисеевич Мороз, в прошлом начальник НКВД Азербайджана. В общих разговорах все называли его просто Яков Моисеевич. Она возмущалась: «Какой он Яков Моисеевич, просто Янкель Фрост!»

Когда я затронул вопрос об особых условиях, в которых она живет, что у нее большое количество личных вещей и что к ней особый подход, она ответила: «Да, когда я захотела сшить себе новое платье, мне прислали из здешних магазинов одиннадцать образцов материала. Я сшила три платья и отдала их своей дневальной».

Постепенно она поправилась, и все больше стало разговоров о наших семьях. Ее дочь так и сидела в политизоляторе.

Выписав ее из стационара, я предложил навещать ее у нее дома. Она отказалась.

Через некоторое время, требуя перевода дочери из политизолятора к нам в Чибью, она объявила голодовку и ее положили в хирургическое отделение, которым заведовал вольнонаемный. Я хотел было ее навестить, но у дверей ее палаты сидел стрелок и никого не пускал.

В это время начали переводить в отдаленные лагеря — Воркуту и Кочмес — самых «зловредных». Повезли и ее. Вынесли из отделения, положили на телегу, слегка устланную сеном, и тронулись. Ее лица я не видел. Лежа на телеге, она сильно жестикулировала руками, что-то кричала, и ее коротко остриженная голова моталась на подушке с сеном. Мне подумалось: «Боярыня Морозова...»

Уже позже, когда и меня отправили на Воркуту, мы на пересылке встретились. Она вызвала меня как врача, но на болезни не жаловалась. Угостила меня мясом: «Тут всем голодно будет», сказала, что голодовку бросила, так как ей обещали перевести сюда дочь.

В начале 1938 года я увидел ее на Воркуте в последний раз, но поговорить нам не дал стрелок. Она успела только сказать, что это время работала в больнице. В апреле этого же года я встретил ее фамилию в списке расстрелянных.

Глазов Н. А. Кошмар параллельного мира : Записки врача / предисл. М. Н. Глазовой. - Новосибирск : Изд-во Новосиб. гос. обл. науч. б-ки, 1999. - с. 50-51.