Мироваев Кузьма Алексеевич (1909)

Формуляр отредактирован пользователем, данные не подтверждены документально и нуждаются в проверке.

Мироваев Кузьма Алексеевич

• Дата рождения: 1909 г.
• Место рождения: Республика Татарстан, Кайбицкий р-н, с. Старое Тябердино
• Пол: мужчина
• Национальность: кряшен
• Социальное происхождение: из крестьян
• Профессия / место работы: крестьянин
• Место проживания: Республика Татарстан, Кайбицкий р-н, с. Старое Тябердино
• Партийность: беспартийный

• Дата смерти: 1989 г.
• Место смерти: г. Челябинск
• Место захоронения: там же

---

• Осуждение: 28 апреля 1930 г.
• Осудивший орган: Кайбицкий РИК ТАССР, решение от 28.04.1930 г.
• Приговор: раскулачивание и спецпоселеление
• Место отбывания: фактически не был выселен на спецпоселение, так как накануне высылки, узнав об этом, тайно бежал из села на Урал в г. Челябинск, где и прошла вся его жизнь
• Дата реабилитации: 6 апреля 1995 г.
• Реабилитирующий орган: МВД РТ

---

• Архивное дело: ИЦ МВД РТ. л/к
• Источники данных: БД "Жертвы политического террора в СССР"; МВД Республики Татарстан

Биография

ДЕЛО 1930-ГО ГОДА

В августе 1929 года в селе Старое Тябердино Кайбицкого района Татарской АССР был организован колхоз. Однако 6-7 "кулацких" хозяйств и 12 хозяйств бедняков и середняков сразу отказались от коллективизации, а еще через три дня почти 75 процентов записавшихся подали в сельсовет заявления о выходе из колхоза.

Чтобы не быть обвиненными в саботаже генеральной линии партии, старотябердинские сельсоветчики стали искать виновных, препятствующих "сплошной коллективизации села". Председатель сельсовета ТРОФИМОВ, секретарь с/совета ШУСТРАКОВ и избач ВИКТОРОВ отправили в Кайбицкий райисполком ДОКЛАДНУЮ ЗАПИСКУ, в которой указывалось, что «... главным организатором против колхоза является из самых злостных Якимов Павел - сын бывшего кулака, отделился от отца, является середняком, который устроил против колхоза тайные собрания и обходил по дворам, говоря, что отказывайтесь от колхоза, если не откажетесь, то будете в колхозе умирать с голода. Если не знаете (не умеете) писать, то сам буду писать. И после организации колхоза в течение трех суток сумел организовать против колхоза и сразу через три дня поступило в один день заявления почти от половины деревни...".

В докладной упоминаются "шайка" Симушкиных - Степан и Павел, а также Сидоров Василий и Капитонов Евсей, которые "тоже сильно агитируют против колхоза". В отношении Якимова Павла сказано, что он "угрожает работникам соваппарата, говоря, что если будут на меня накладывать хлеба много (налог), то я буду убить того... Поэтому Старо-Тябердинский сельсовет просит срочно расследовать этих вышеуказанных граждан и привлечь их к ответственности...", иначе они опасаются, что колхоз развалится.

На протяжении последующих нескольких месяцев местные коммунисты и уполномоченные из района почти еженедельно проводили сельские сходы, убеждая крестьян вступить в колхоз, но сельчане упорно отказывались от коллективизации. Когда 24 декабря 1929 г. очередное такое собрание провалилось, на свет появились т. н. АКТЫ в адрес Кайбицкого райисполкома. Но сначала было ПИСЬМО-ДОНОС в сельсовет члена ВКП(б) и секретаря сельской партийной ячейки избача ВИКТОРОВА, написанное сразу же после сельского схода. В нем сообщалось, что самым "политически вредным" элементом в селе является Емельянов-Соломецкий Андрей, который "по наущению кулаков" ходил по дворам и агитировал односельчан против вступления в колхоз.

Тогда же, 24 декабря 1929 г., агроном 3 участка Кайбицкого района ТИМОФЕЕВ, зав. РЗО ЗАКИРОВ, представитель птицеводсоюза БАГРУТДИНОВ, избач ВИКТОРОВ, председатель сельсовета ТРОФИМОВ, секретарь сельсовета ШУСТРАКОВ, председатель Малькеевского ПО БРАМАТКИН и "товарищ ПАВЛОВ Сергей" составили АКТ о том, что в этот день в селе Ст. Тябердино проводилось общее собрание по вопросу организации колхоза. При этом было выявлено, что основным "тормозом" в этом деле является деятельность сельских кулаков и "подкулачников": Костеева Иллариона, Мироваева Гордея (сын кулака-лишенца, арендатора земли, сам арендатор, не лишенец), Емельянова Андрея и др.: "Эти личности, сидя сзади и сгруппировав зависимых от них бедняков по лесоразработке, подкулачников и некоторую часть середняков, тихомолом вели агитацию против организации колхоза, из-за чего голосование сорвалось. Емельянов Андрей - ниже-середняк, известный хулиган, за что был исключен из комсомола в 1924 г., вел во время голосования открытую агитацию против голосования, всячески старался опустить руки тех граждан, которые поднимали за колхоз...".

В АКТЕ от 6 января 1930 г. ТРОФИМОВ, ВИКТОРОВ и ШУСТРАКОВ доносили, что "сего числа устроили собрание (о коллективизации)… На данном собрании Сламецкий Андрей категорически отказывается от коллективизации, говоря, что мол вы обманом устроили коллективизацию, что нам необходимо воздержаться от колхоза года 2-3...". В заключение акта содержится просьба привлечь Сламецкого к ответственности.

АКТОМ от 10 января 1930 г. с грифом "секретно" председатель сельсовета ТРОФИМОВ доносил на Якимова Павла, который якобы "...собирает тайные собрания и агитирует против колхоза...", а в конце высказал просьбу - срочно принять в отношении него соответствующие меры, иначе у нас развалится весь колхоз".

В конце января 1930 г. все эти бумаги из райисполкома попали к Уполномоченному ГПУ ТАССР по Кайбицкому району Тухватуллину. Усмотрев в этих бумагах признаки "антисоветской контрреволюционной деятельности", в начале марта 1930 г. в село Ст. Тябердино направляется сотрудник райуполномоченного ГПУ Рахимов. В течение 3-4 марта 1930 г. он допросил в качестве свидетелей нескольких сельчан.

Сведущий читатель наверняка знает, кого первым допрашивали для «легализации оперативных материалов». Таким первым "свидетелем" стал избач ВИКТОРОВ, который впервые в материалах дела упомянул Мироваева Александра и Мироваева Алексея Романовича как противников коллективизации. В протоколе допроса от 3 марта 1930 г. он показал:

"Мироваев Александр пользуется авторитетом как сын крупного лесопромышленника, почему его бедняки уважают, а последний пользуется этим случаем - их, бедноту, агитирует. Кроме того, он и его отец имели связь с Шакуровской шайкой. Чем-либо активно Александр при мне лично где-либо не выступал...

Мироваев Алексей, напаивая бедноту, давая им на зиму баранов и коров, таким образом пользуясь доверием, вникаясь в среду бедняков, последних настраивает против вступления в коллектив". Кроме этого Викторов также дал показания на Емельянова (Сламецкого), Якимова, Константиновых Илью и Андрея, Костеева Иллариона.

3 марта 1930 г. был допрошен член ВКП(б) председатель сельсовета ТРОФИМОВ Филипп. Он рассказал, что село состоит из 265 дворов и 1396 душ, из них кулаков - 5 хозяйств, зажиточных - 6 хозяйств, а остальные процентов 40 - беднота: "К переходу на коллективизацию наш сельсовет приступил примерно с осени 1929 г., каковую закончил к середине января 1930 г. Итого было созвано примерно около 20 собраний, причем с участием представителя города Багрутдинова и представителя района т. Закирова с Горшковым. В результате коллективизации мы ликвидировали 10 хозяйств, из них 5 по 2 группе и 5 хозяйств по 3 группе".

Затем он указал, что переходу на коллективизацию препятствовали кулаки Казаков Евсей, Мироваев Александр, Мироваев Алексей, Константинов Илья, Константинов Андрей, Якимов Павел: "...Мироваев Александр - кулак, лесопромышленник, лишенец, агитировал бедняков за невступление в колхоз, стращая своим поведением бедноту, а также хулиганскими выходками. Мироваев Алексей - брат последнего, лесопромышленник, ранее владевший землей, соучастник шайки Шакурова, широко агитируя, группирует бедняков, коих подучает говорить против законоположения".

4 марта 1930 г. Рахимов допросил секретаря сельсовета ШУСТРАКОВА Сергея, члена ВЛКСМ, середняка, который показал, что "...вышеупомянутые кулаки, наварив пиво, вызвали бедняков в пир и таким образом мобилизовали бедняков и проводили ежедневно тайные собрания против организации колхоза, и те организованные бедняки усиленно работают среди населения во главе с Сламецким Андреем и Якимовым Павлом...".

Также 4 марта 1930 г. были допрошены сельчане Лукошкин Тимофей, Бикматьев Иван, Поляков Василий, Брамуткин Кузьма Васильевич, Кротов Феодор Сергеевич, Лукошкин Афтерент, Морозов Никанор, Абрамов Федот, Филиппова Дарья, Биккин Биктемир, которые, как под диктовку, дали совершенно однотипные показания:

"Мироваевых Александра и Алексея я в действительности знаю с 8-летнего возраста, кои являются арендаторами земельных залежных участков, эксплуататорами наемной рабочей силы крестьян-бедняков, лесопромышленниками, причем когда приходили за деньгами, Мироваевы крестьян избивали и выгоняли из двора. Так, я помню случай избиения Такмакова Владимира, Зайцеву Анну и прочих крестьян.

Точно так же Мироваевы за данные ими взаймы хлеба у крестьян отнимали земли для засева.

Отец Мироваевых выражал недовольство советской властью.

Во время восстания в Чутееве бежавшие организаторы восстания Хафизов и Фахретдинов в действительности скрывались у Мироваева Алексея, откуда они уехали на ст. Канаш.

Во время проведения кампании по хлебозаготовке Мироваев Алексей совместно с Константиновым Ильей приезжали сильно пьяные на лошади ко мне на дом с целью поимки и отомщения секретарю партячейки Горшкову, коего к этому времени у меня не было.

При переходе на коллективизацию Мироваевы со всеми членами семьи запугивали наши семейства в связи с переходом на колхоз...".

"...Мироваевых Алексея и Александра я знаю как лесопромышленников, принимавших в залог земельные участки.

Я сам сдавал свою землю Александру под залог в 6 пудов хлеба. Когда я привез отдавать ему заимствованный мною у него хлеб, то меня намеревался избить Мироваев Александр за то, что привезенный мною хлеб оказался недоброкачественным.

Мироваеву закладывали земли Евсеев Гавриил, Васильев Константин и прочие...".

"Меня лично Мироваевы на пасхе ныне в 1929 году ни за что избили на улице, говоря, что они из-за нас, бедняков, облагаются налогами, о чем я возбудил дело по суду через сельсовет...".

Пока Рахимов допрашивал свидетелей, сельсоветчики сочиняли характеристики на сельских "кулаков" и справки об их имущественном положении. Все они написаны 3 и 4 марта 1930 г.

5 марта 1930 г. Рахимов допросил агронома 3 участка Кайбицкого района ТИМОФЕЕВА Никанора, который показал: "В подтверждение акта от декабря месяца 1929 г. поясняю: я лично совместно с тов. Закировым, бригадиром Бадретдиновым в селе Ст. Тябердино проводили кампанию по сплошной коллективизации. Во время созыва на этот счет общего собрания крестьян на последнем было выявлено: случай группировки крестьян по инициативе Костеева и Мироваева Гордея - на собрании, переходя из угла в угол, вели подготовку против организации колхоза... Емельянов Андрей, исключенный из членов ВЛКСМ за хулиганство, также будучи на собрании, сшибал руки тех крестьян, кои голосовали за коллектив, уговаривал окружающих прежде чем приступить к голосованию. Братья Константиновы, как мне известно, кулаки и в настоящее время эксплуататоры бедняков, вели подготовку против коллектива через подготовленную группу бедняков. Активными соучастниками Константиновых являлись Мироваевы Александр и Алексей. Переименованные лица со времени моей службы с 1925 г. во всех случаях проведения кампании противоречили мероприятиям, проводящимся в жизнь".

Допросив свидетелей и собрав все необходимые документы, Рахимов 8 марта 1930 г. возбудил уголовное дело № 869 по ч. 10 ст. 58 УК РСФСР в отношении жителей села Старое Тябердино Кайбицкого района ТАССР:

1. КОСТЕЕВА Иллариона Степановича, 1880 г. р. (жена, 2-е детей, малограмотный, кряшен, с 1915 по 1917 участвовал в империалистической войне, не судился);

2. КОНСТАНТИНОВА Андрея Константиновича, 1886 г. р. (крестьянин-середняк, жена 43 лет, Галина 17 лет, Александр 15 лет и Иван 13 лет, неграмотный, кряшен, не судился);

3. КОНСТАНТИНОВА Ильи Константиновича, 1881 г. р. (кулак, жена 48 лет, Иван 1909, Роман 1907, Алексей 1913, Петр 1916, Григорий 1919, Нина 1922, Василий 1924, итого 11 человек, кряшен, до 1917 г. участвовал в империалистической войне, не судился);

4. МИРОВАЕВА Александра Павловича, 1898 (1895) г. р. (крестьянин, вышесередняк, жена, сын 9 лет, 4 лет и 2 лет, малограмотный, кряшен, беспартийный, 6 месяцев служил в царской армии, с декабря 1918 г. по 1921 г. служил в Красной Армии, не судился);

5. МИРОВАЕВА Алексея Романовича, 1864 г. р. (крестьянин-вышесередняк, жена, сын Иван 1905, сын Кузьма 1909, дочь Прасковия 1914, хлебопашец, образования не имеет, кряшен, беспартийный, судился, приговорен к штрафу 150 рублей за кражу овец);

6. ЯКИМОВА Павла Якимовича, 1890 г. р. (крестьянин, середняк, женат, 3-е детей, малограмотный, кряшен, в 1917-1920 гг. был в плену, не судился);

7. ЕМЕЛЬЯНОВА-СОЛОМЕЦКОГО (СЛАМЕЦКОГО) Андрея, 1906 г. р. (холост, мать, брат, малограмотный, кряшен);

8. КАЗАКОВА Евсея.

В тот же день шестеро из них были арестованы и помещены под стражу в Казпересдомзак (Казанский пересыльный дом заключенных), за исключением Емельянова-Соломецкого Андрея (в отношении него 9 марта 1930 г. избрали меру пресечения в виде подписки о невыезде), а также Казакова Евсея, который еще 3 марта сбежал из села в неизвестном направлении. Рахимов вынес постановление об объявлении его в розыск, заставив председателя сельсовета Трофимова написать т. н. "фотографию" (словесный портрет) Казакова:

"Фотография Казакова Евсея Алексеевича, гр. с. Ст. Тябердино, находится в бегах с 3.3.30 г. и по сие время. Родился в 1864 году. Рост средний, коренастый, походка на широкий шаг, полусогнутый (горбатый). Волосы русые, лицо широкое, в морщинах, глаза косые и больные трахомой. Голос в разговоре сиплый. При встрече с человеком в глаза и лицо человека смотреть не может. Разговор не обыкновенный, а иронический акцент. По-русски знает слабо, говорит больше по-чувашски, а родной язык кряшен (татар). Одет в шубу черной дубки и черные новые валенки, на голове шапка по типу крымских татар".

9 марта 1930 г. в течение дня Рахимов допросил всех арестованных, которые категорически отвергли обвинения в антисоветской деятельности и ни в чем виновными себя не признали.

Мироваев Алексей Романович заявил: "В предъявленном мне обвинении, выразившемся в распространении мною совместно с Константиновыми, Костеевым, Якимовым, Казаковым и Саламецким агитации с целью низвержения колхоза и других мероприятий, себя виновным не признаю. С переименованными лицами агитации не распространяли, созывы не созывали, Саламецкого с Якимовым обходить дворы не посылали. Рубкой леса я в действительности занимался и приходилось нанимать наемную силу. Краденые вещи от шакуровцев не принимал и сам с ними какого-либо участия не принимал. Имеющиеся в части меня показания считаю неправильными, на собраниях я лично не участвовал. Ныне я ликвидирован, сыновья где-то в городе".

Мироваев Александр Павлович: "В предъявленном мне обвинении, выразившемся в распространении мною агитации вопреки мероприятиям советской власти, в срыве собрания о коллективизации, в участии на нелегальных совещаниях и в подсылке на собрания бедняков с целью разузнать что там происходит Соломецкого с Якимовым себя виновным не признаю и могу пояснить следующее: братьев Константиновых, Якимова, Соломецкого, Казакова и Костеева в действительности знаю, из коих Костеев приходится мне родственником по моей жене. С ними я что-либо общего не имел и не имею, и на каких-либо скрытых собраниях не бывал. Соломецкого с Казаковым я не напаивал, на собрания таковых не подсылал и писать заявления крестьянам об отказе от колхоза не подучал.

В действительности я занимался рубкой лесов, на что нанимал рабочую силу. Также я осужден к денежному штрафу за несдачу хлебного излишка. Дезертирством не занимался, документы с целью увеличения своего возраста, дабы не быть в дальнейшем на службе, не подделывал. Имеющиеся в части меня показания считаю неправильными".

На следующий день, 10 марта 1930 г., Рахимов вынес постановление об окончании следствия по делу и объявил об этом обвиняемым под роспись. Но несмотря на это, 13 и 14 марта 1930 г. Рахимов дополнительно допросил еще 8 свидетелей-сельчан, которые, по сути, ничего нового к имеющимся материалам и обстоятельствам дела не добавили.

16 марта 1930 года уполномоченный ГПУ по Кайбицкому району Тухватуллин и его сотрудник Рахимов закончили следствие и составили обвинительное заключение по делу.

''УТВЕРЖДАЮ

НАЧ. ГПУ ТАССР (КАНДЫБИН)

ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ

по делу №___ по обвинению гр-н села Ст. Тябердино Кайбицкого района Т. Р.

Костеева Иллариона, Мироваева Александра, Мироваева Алексея,

Константинова Андрея, Константинова Ильи, Якимова Павла,

Соломецкого - он же Емельянов Андрея, Казакова Евсея по ст. 58-10 УК.

«Село Старое Тябердино объединяет 265 хозяйств из 1396 душ при наличии бывших лесопромышленников, землевладельцев, участников Чувашского восстания, укрывателей Шакуровской банды, пользуясь культурной отсталостью крестьян-бедняков и середняков. Со времени Октябрьской революции указанные выше обвиняемые, будучи классово связанные между собою в организованном порядке, вели активную борьбу с местной беднотой, издеваясь над последними, не выплачивая за эксплуатированный их труд причитающейся им зарплаты, насильно отнимая и засевая их земельные участки, вместе с тем не допуская бедняков к помолке зерна на мельницу, поскольку таковые были в руках кулачества. Особенную активность проявили обвиняемые в последнее время в связи с реорганизацией сельского хозяйства и переустройством такового на сплошную коллективизацию, что безусловно послужило решительным ударом партии и правительства по кулачеству и контрреволюционному элементу.

Произведенным расследованием установлено следующее.

Братья Мироваевы Алексей и Александр помимо того, что брали земли под залог, занимались насильным засевом бедняцких земель, как это имело место с бедняком Евсеевым Гавриилом и Михайловым Михаилом. Эксплуатировали на лесообработке до 50 человек наемной силы батраков, а в случае требования об уплате зарплаты таковых избивали, как это подтверждается показанием свидетеля Кротова Федора, а также случаи избиения Мироваевыми беднячки Зайцевой Анны и бедняка Топмакова Владимира. Ныне на пасхе 1929 года братья Мироваевы ни за что избили на улице бедняка Урмаева Степана, говоря, что они, кулаки, всецело облагаются налогами из-за них, бедняков. Группируя вокруг себя несознательных крестьян, агитировали бедноту о том, что в связи с переходом на колхоз будет конец всего мира…

Братья Константиновы Илья и Андрей, активно участвуя в шайке Шакура, в целом ряде ограблений, а так же за время Чувашского восстания, без разрешения на то производя торговлю мануфактурой, в результате чего Константинов Илья подвергался денежному штрафу /см. стр. 41/. Братья Константиновы, являясь руководителями данной контрреволюционной группы, созывая собеседование у себя в домах, спаивая бедняков и крестьян, разрабатывали план с определенной задачей разложить колхоз путем выхода из него бедняков и середняков, что подтверждается свидетельскими показаниями.

Костеев Илларион – бывший кулак, арендатор больших участков земель, эксплуататор наемной силы, насильно засевающий бедняцкие земли, например случай отнятия земли у батрака Евграфова Василия, будучи руководителем группы евангелистов, состоял в данной группе и активно агитировал крестьян о невступлении в колхоз. При этом Костеев имеет судимость за несдачу хлебного излишка и конфискованной лошади.

Казаков Евсей - бывший крупный лесопромышленник, злостный спекулянт, агитатор о войне с Китаем, коим будет конец к переходу на колхоз /см. показание свидетеля Трофимова стр. 15/, произведший дважды нападение на приезжавших к нему на помолку зерна на мельницу бедняков Биккинина и Капитонова Ивана по мотивам поскольку вы бедняки желаете колхоз займите специальную мельницу, а он Казаков молоть не станет / см. показание свидетеля Полякова стр. 19/. В заключение всего активно принимал участие в данной группе в деле агитации вопреки к переходу на сплошную коллективизацию.

Якимов Павел - сын кулака, угнетатель бедноты, исключенный из рядов ВКП/б/ как чуждый элемент, будучи членом данной группы, вел активную систематическую агитацию с определенной целью срыва мероприятий среди крестьян-бедняков и средняков, неоднократно заманивая к себе в дом бедняков-крестьян, агитировал к выходу из колхоза, говоря, что Сов. Власти не будет, она падет, доказывая это тем, что об этом написано в Евангелии. Не ограничиваясь этим, он Якимов путем обхода дворов бедняков и средняков писал заявления о выходе из колхоза. Примерно: Владимирову, Савельеву, Евсееву и прочим. В результате чего 75% крестьян-бедняков заявили о выходе из колхоза, подав заявление в Сельсовет, написанное рукой Якимова.

Емельянов, он же Солометский Андрей, средняк, подкулачник, исключенный за хулиганство из рядов ВЛКСМ, растратчик 340 руб., будучи на службе продавцом при Ст.-Тябердинском Потребоществе, подпав под влияние данной кулацкой группы, совместно с Якимовым ходил по дворам, агитируя за выход из колхоза, в чем являлся активным. Он же, Емельянов, выступая на собраниях во время проведения кампании по сбору хлебных излишков, заявлял, что у крестьян лишнего хлеба не имеется, а потому сдавать не станут, а пятилетка правительством выдумана для того, чтобы создать раскол и вражду между рабочими и крестьянами, что подтверждается целым рядом свидетельских показаний. Сшибал руки голосующих крестьян на собрании, не давая провести голосование.

Данная контрреволюционная группа во главе братьев Мироваевых, Константиновых, Казакова, Костеева, Якимова и Емельянова в связи с поднявшейся активностью бедноты также усилила свою деятельность, заключающуюся в активной форме выступлении на собрании и заявлении о том, что у крестьян нет лишнего хлеба, а потому сдавать таковой не станут, а также разглашении о введении в жизнь пятилетки с целью создания вражды между крестьянами и рабочими, участившимися попойками, частыми созывами нелегальных собраний и подработке плана срыва кампании о переходе на сплошную коллективизацию, в результате чего на самом деле данная группа, выждав время проведения кампании о переходе на сплошную коллективизацию, вызвав панику среди крестьян, сшибая руки, не давая возможность провести голосование, закричав о пожаре по селу Ст. Тябердино, какового на самом деле не было, окончательно сорвали собрание, ввиду чего по настоящее время в с. Ст. Тябердино имеется 12 хозяйств, не вступивших в колхоз, и замечаются выражения недовольства быть членами колхоза..."

21 марта 1930 г. Рахимов вынес постановление о том, что в действиях Якимова и Емельянова усматриватриваются лишь признаки "озорных действий", т. е. хулиганство, "заключавшееся в сшибании рук голосующих крестьян во время проведения собрания, этим самым в создании паники", что подпадает под признаки преступления, предусмотренного ст. 74 УК. В связи с этим материалы дела в отношении Якимова и Емельянова выделили из дела и направили помощнику прокурора Кайбицкого района TАССP для возбуждения уголовного дела по ст. 74 УК. Пом. прокурора АИТОВ согласился с выводами Рахимова, и в постановление собственноручно вписал: "Кроме изложенного нужно добавить, что обвиняемый Емельянов является бедняком, а Якимов - середняком, что они избирательных прав не лишены. Учитывая это, они не могут быть привлечены по ст. 58-11 УК, а в их действиях налицо признаки уголовно наказуемого деяния, предусмотренного ст. 74 УК".

В тот же день, 21 марта 1930 г., райуполномоченный ГПУ Tухватуллин вынес постановление о том, что Костеев Илларион, братья Константиновы, братья Мироваевы и Казаков Евсей "вполне изобличаются в преступлении, предусмотренном ст. 58-11 ч. 1 УК (хотя в обвинительном заключении они обвинялись по ст. 58-10 УК), а посему ПОСТАНОВИЛ: с обвинительным заключением Уполномоченного ГПУ по Б.-Кайбицкому району согласиться и дело передать на рассмотрение Судебной Тройки ГПУ TP".

1 апреля 1930 г. тройка ГПУ ТАССР заочно, в отсутствие обвиняемых и защиты, на основании ст. 58-11 УК РСФСР постановила (протокол № 76):

- Костеева Иллариона - заключить в концлагерь на 8 лет;

- Константинова Илью - заключить в концлагерь на 5 лет;

- Константинова Андрея - заключить в концлагерь на 5 лет;

- Мироваева Александра - заключить в концлагерь на 5 лет;

- Казакова Евсея - выслать в Северный край в порядке выселения лиц, приравненных ко второй категории;

- Мироваева Алексея - выслать в Северный край в порядке выселения лиц, приравненных ко второй категории.

---

"МЫ БЫЛИ РАБЫ"

28 апреля 1930 г. Кайбицкий РИК ТАССР принял решение о раскулачивании семей осужденных по делу № 869, и утвердил их высылку за пределы республики на спецпоселение.

У Мироваева Алексея семья была достаточно большая - 6 детей, однако взрослые дети (Петр, Мария и Агафья) были «отделены» - имели свои семьи, хозяйства и жили отдельно.

На момент ареста вместе с отцом в одном доме проживали Мироваев Иван, 1905 г. р., с семьей (он тоже был женат, имел годовалого сынишку Ваньку, готовился отделиться от отца, но не успел), Мироваев Кузьма, 1907 г. р., и Мироваева Прасковья, 1914 г. р.

О предстоящем выселении Иван узнал заранее. Об этом ему по секрету рассказал друг детства - секретарь сельсовета Сергей ШУСТРАКОВ (не все так просто было «в Датском королевстве», и мир не без добрых людей!). Шустраков предложил Ивану срочно переселиться в новый, недавно купленный дом, и «пустить дым из трубы» - в этом случае Иван с семьей будет считаться «отделенным», выселять его не будут, а в кулацкую ссылку отправят только Кузьму и 15-летнюю Прасковью!

Вот он, момент истины. Решайся, Иван, решайся! И Иван решился…

Той же ночью Кузьме собрали котомку и тайком отправили на станцию Канаш, откуда он уехал на поиски счастья на Урал, в Челябинск.

Жену с сыном Иван отправил к ее родителям в соседнее село в Чувашии.

Прасковья осталась дома одна - наивно надеялись, что 15-летнюю девчонку не тронут.

Сам же Иван укрылся в соседнем лесу на пасеке своего товарища. Лишь однажды вышел из укрытия – друг женился и пригласил Ивана на свадьбу на гармошке поиграть. Прознав об этом, сельсоветчики тут же пустили слух – если Иван не объявится добровольно, то сестру его Прасковью одну отправят в ссылку в Сибирь! И Иван вышел, сам пришел в сельсовет…

Не было уже у него ни дома, ни хозяйства – ни-че-го. Все конфисковали и передали колхозу. В чем были, в том и погрузили их сельсоветчики на подводы ранним апрельским утром 1930 года, чтобы везти на сборный пункт на станцию Канаш. И как бы в издевку впрягли в телегу конфискованного мироваевского рысака, на котором Иван в Кайбицах на сабантуях не раз брал первые призы на скачках. Дали на дорогу мешок муки, мешок крупы и 300 рублей денег из 500 конфискованных.

Все село собралось их провожать. Местные комсомольцы с винтовками наперевес - у подводы, никого не подпускают. Понурив головы, мужики-односельчане стоят поодаль, а плачущие бабы все же подбегают, суют в руки узелки со съестным да какие-то жалкие копейки. Иван взял гармошку и начал играть на прощание развеселые татарские наигрыши. Не верилось ему, что уезжает навсегда! Уверен был, что это какая-то чудовищная ошибка, что вскоре они все же вернутся! Не мог он тогда знать, что суждено ему впервые приехать из ссылки в родное село только через 30 лет…

По дороге конвоир-комсомолец пригрелся на солнышке, задремал. Иван взял его винтовку и спрятал под колодой у приметного колодца. Когда приехали на станцию, комсомолец спохватился, расплакался:

- Иван, отдай винтовку…

- Винтовку? А почему у тебя винтовка? Разве мы преступники, что вы везете нас под конвоем? Не с тобой ли мы на одной улице выросли, в поле работали, сено косили, в ночное ходили?! А сейчас ты, ну надо же – ком-со-мо-о-о-л… Вот дать бы тебе той винтовкой по твоей пустой башке, да грех на душу брать не хочу. Под колодой ее найдешь, у колодца.

1 мая 1930 года выселенных отправили пароходом в Пермь, а там погрузили в «скотские» вагоны, наскоро оборудованные нарами – и поезд со "спецпереселенцами" тронулся на восток.

По дороге из вагонов не выпускали. Во время коротких остановок кормили баландой, кипяток давали. По нужде ходили тут же, в вагоне - в углу в полу прорубили дырку, занавесили тряпкой. В Иркутске устроили баню: вывели под охраной и загнали всех в одну парную – и мужчин, и женщин…

Вот и Байкал проехали, Улан-Удэ, Читу. За окном мелькнули станции Сковородино, Магдагачи, Тыгда, а поезд все идет и идет на восток. Под мерный стук колес о многом думалось Ивану в эти дни. Воспоминания о прошлой жизни мелькали в голове, как таежные сосны за зарешеченным окошечком «скотского» вагона. Куда везут? Почему? Зачем? И главное – за что?! Много десятилетий спустя, рассказывая о пережитом, он каждый раз будет все так же восклицать: «За что? За что?!» Но ни тогда, ни десятилетия спустя так и не нашел Иван Мироваев ответа на этот казалось бы простой вопрос, мучивший его до гробовой доски…

Километров через 20 после небольшой станции Тыгда (сейчас это Амурская область) «кулацкий» состав пошел под откос – часть вагонов сошла с рельсов и перевернулась. Десятки раздавленных, истерзанных тел, руки-ноги-кости-внутренности-кровь… Но судьба хранила Ивана с Прасковьей – они оказались в том крайнем вагоне, который удержался на рельсах. Погибших похоронили в братской могиле тут же, у насыпи. Сколько таких безымянных холмов и холмиков вдоль всей Транссибирской магистрали? Несть им числа…

Оставшихся в живых загрузили в новый состав, и вскоре поезд прибыл на станцию Суражевка близ города Свободного (сейчас это городской микрорайон). Через сутки спецпоселенцев погрузили на баржу, и она медленно потянулась вверх по реке Зея. Вот проплыли мимо одноименного городка Зея. Нет, не думал тогда 25-летний Иван, конечно же не думал и не знал о том, что именно в этом городке через 65 лет упокоится его душа, а бренное тело навсегда ляжет в вечную мерзлоту этого сурового таежного края…

Баржа ползла и ползла дальше, вверх по Зее, к устью впадающей в нее небольшой речушки Уган и вверх по ней, к одноименному прииску. На берегу несколько бараков да тайга кругом. Жить хотите? Тогда пилите лес и стройте землянки! Закипела работа, начали валить деревья. Строили из расчета - одна землянка на 2-3 семьи. Иван с Прасковьей ручной пилой распускали бревна на доски. А поодаль с винтовками наперевес – стрелки-охранники из зейских комсомольцев, ибо мало ли что можно ожидать от этого "кулачья"! И комендант прииска имеется. Все как положено – кулацкий спецпоселок!

Кормежка – по норме: на месяц 8 кг муки рабочему, 4 кг – иждивенцу. А хлеба нет. В лесу собирали грибы, варили, добавляли муку – получалась болтушка. Вот и вся еда. Начался голод, люди стали умирать. Помощи ждать неоткуда. Вечно пьяный комендант мер не принимает. Что делать? Надо жаловаться. Но куда? Кому? Как?! И тогда снарядили для этой цели Ивана: иди в Зею, расскажи начальству, что умираем от голода! Как добирался по дикой тайге до Зеи – лишь Ивану да Богу известно. Но добрался, и рассказал все. Выслушали, пообещали разобраться, помочь.

Закончилось лето, наступил сентябрь. Появилась картошка, а хлеба так и не дают. Голодно. На берегу Зеи – приисковая школа-четырехлетка. Начались холода, надо отапливаться. Ивана с Прасковьей отрядили на заготовку дров для школы. А через два месяца, в ноябре 1930 года, их почему-то перевели в Зею, где они и встретились со своим отцом – Мироваевым Алексеем Романовичем. Незадолго перед этим его привезли туда на спецпоселение. Отец успел припасти немного крупы, картошки, хлеба – маленько хоть отъелись на его харчах. Но через месяц – снова в дорогу, в соседний Тыгдинский район.

Довезли до поселочка Кострома: 3-4 домика на полпути из Зеи в Тыгду. Еще в 70-х годах в нем теплилась жизнь, даже столовая была, и рейсовый автобус «Тыгда-Зея» там обязательно останавливался. Ох и вкусные были котлеты из лосятины!

Из Костромы на лошадях – на север, километров на 10 вглубь тайги, до прииска Пионер. Переночевали, а поутру – еще дальше, на прииск Алкаган, что в 7 км от Пионера.

На Алкагане – несколько фанз-бараков, в которых жили выселенные незадолго перед этим китайцы. В одном бараке – 4 семьи, 14 человек, одни нары вокруг. Но снабжение получше: на месяц 16 кг муки рабочему и 8 – иждивенцу. Крупы, сахар, масло и другие продукты – тоже по норме. Но деньги не платили (их позже стали давать, года через 2-3). Кое-как наладили быт, обзавелись коровой - и стало полегче.

Шесть с половиной лет прожили Мироваевы на прииске Алкаган. Сейчас на этом месте ничего нет, бурьян да лес кругом. Иван работал забойщиком. Хорошо работал, старательно. И если первое время жили надеждой, что вскоре все образуется и они вернутся на родину, то через пару лет эта призрачная надежда растаяла. Стало ясно, что ссылка надолго, если не навсегда. А Ивану уже под 30 лет. И надо как-то жить дальше.

Обстоятельства и молодость взяли свое – приглянулась Ивану 20-летняя спецпоселенка - алтайская хохлушка Фрося Блоха. Ее тоже вместе с родителями в 1930 году выселили на Алкаган из алтайского села Родино. С 1935-36 года стали они жить вместе, а 27 апреля 1937 г. у них родилась дочь Вера.

Когда километрах в 15 от Алкагана разведали новое золотоносное месторождение, начальство решило – быть там прииску. В конце апреля 1937 года первые поселенцы разбили там свои палатки и назвали новый прииск - Апрельский. А уже 3 мая того же года Иван с Ефросиньей собирались в путь-дорогу. Погрузили на подводы нехитрый скарб, пилы, топоры, и отправились на новое место. А место то – тайга да голая марь.

Поставили палатки, начали валить лес, строить первый барак-общежитие. В августе срубили первые домики – один на две семьи. Нанимали плотников за 30 рублей золотом, они рубили сруб, а остальное сами доделывали. Через несколько месяцев заработала дизельная электростанция, появился свет. После работы раскорчевывали участки земли под огороды, и уже весной 1938 посадили картошку.

Таким образом, к 1938 году на прииске Апрельском оформился новый «кулацкий» спецпоселок со всеми присущими ему атрибутами – комендантом, режимом и штрафным изолятором для его нарушителей. На содержание коменданта и административного аппарата с каждого спецпоселенца удерживали 20% заработка, через 7 лет – 15%, еще через 7 – 10%. Через несколько лет в поселке открылись школа, клуб, магазин, столовая, хлебопекарня.

Все эти годы Иван был забойщиком. Бригада – 150 человек, звено – 4: двое забойщиков в земле, в шурфе, на глубине 8-12 метров, двое – наверху на воротке. На кострах раскаливали камни и на воротке спускали в забой. Горячие камни укладывались на золотоносный песок (вечная мерзлота же!). Утром оттаявшую породу поднимали наверх, буторили, промывали, извлекая крупинки драгоценного металла. Рабочий день – 8 часов, с 8 до 17, 12 до 13 - обед.

Хорошо работал звеньевой Иван Мироваев. Много лет подряд его звено было передовым. Но радости и полноты жизни не ощущали: отсутствие паспортов, несвобода в выборе места жительства и передвижения, подневольный труд, комендатура, где обязаны были еженедельно отмечаться – все напоминало о статусе спецпоселенца, лишенного свободы и элементарных гражданских прав.

Лишь в 1942 году, когда немец прижал Красную Армию к Волге, Родина-мать и «отец родной» вспомнили о тысячах своих «неполноценных» детей. И даже оружие им доверили! Несколько дней военной подготовки с деревянными винтовками («бей-коли»!) - и отправка на фронт.

Ивана тоже мобилизовали. И лежать бы ему сейчас где-нибудь «подо Ржевом, в безымянном болоте», но в судьбу вмешался случай. За день перед отправкой на фронт убирался Иван в конюшне и уронил кнут у хвоста норовистого жеребца. Наклонился поднять – и получил в голову страшный удар кованым копытом. Два месяца пролежал Иван в районной больнице в Тыгде, и на фронт его уже не взяли – Родина нуждалась в золоте!

В 1944 году, так и не дождавшись освобождения из кулацкой ссылки, отец Ивана и Прасковьи – Мироваев Алексей Романович – умер в спецпоселке на прииске Апрельском, там и похоронен.

Лишь в 1947 году с них сняли статус спецпоселенцев и перевели в категорию «свободных» рабочих. Ликвидировали комендатуру. В 1948-м выдали паспорта. Однако все это никак не повлияло на их положение: вплоть до середины 50-х расчет по месту работы не давали, выезд из мест поселения не разрешали. Запуганные двумя десятилетиями подневольной жизни, они по-прежнему боялись, не знали своих прав и как их отстоять. Выезд разрешили лишь после 1955 года. И сразу же 200 человек уехали с прииска – кто на свою родину, кто в райцентр, в другие города.

Иван тоже порывался вернуться в Старое Тябердино, но 30 лет ссылки сделали свое дело – не смог он оставить семью, четырех дочерей. Позднее он неоднократно приезжал в Старое Тябердино - и один, и с женой Ефросиньей. Виделся с первой своей женой Анастасией, с сыном Иваном. Но годы, десятилетия прошли, и прежнего уже было не вернуть...

Всю оставшуюся жизнь Иван и Прасковья Мироваевы прожили в бывшем кулацком спецпоселке на прииске Апрельском. А в 1992-1993 году малограмотного Ивана (лишь одну зиму он учился в сельской школе в Старом Тябердино) вдруг потянуло к перу. На нескольких страничках школьной тетрадки в линеечку он как сумел описал всю свою нелегкую жизнь, и, подводя итог, твердо вывел: «Мы были рабы».

ЗА ОТСУТСТВИЕМ СОСТАВА ПРЕСТУПЛЕНИЯ

В 1962 году прокуратура Татарской АССР в порядке надзора рассмотрела уголовное дело № 869 и 11 сентября 1962 г. внесла в Президиум Верховного суда ТАССР мотивированный ПРОТЕСТ с просьбой отменить постановление Тройки ГПУ ТАССР от 1 апреля 1930 года в отношении Казакова Евсея, Мироваева Алексея, Константинова Андрея, Константинова Ильи, Мироваева Александра, Костеева Иллариона и дело производством прекратить по п. 2 ст. 5 УПК РСФСР – за отсутствием состава преступления.

4 октября 1962 г. Президиум Верховного суда ТАССР вынес ПОСТАНОВЛЕНИЕ:

"...Рассмотрев протест прокурора ТАССР на постановление Тройки ГПУ ТАССР от 1 апреля 1930 г.... В протесте поставлен вопрос об отмене постановления Тройки в отношении Костеева и других с прекращением дела.

Заслушав доклад члена Президиума тов. Овчинникова и заключение прокурора ТАССР тов. Хамидуллина, поддерживавшего протест, Президиум Верховного Суда ТАССР УСТАНОВИЛ:

Как это видно из обвинительного заключения, все арестованные обвинялись в том, что они, сгруппировавшись в контрреволюционную группу, "... созывая собеседование у себя на домах, спаивая бедняков и крестьян, разрабатывали план... разложить колхоз, путем выхода из него бедняков и середняков".

Президиум находит протест обоснованным. Допрошенные по существу, арестованные виновными себя не признали в предъявленном обвинении и заявили, что они ни в какую преступную группировку не входили, антисоветской агитации не вели /по конкретным фактам они не были даже допрошены, а Казаков Евсей вообще не был даже допрошен/.

В ходе предварительного расследования по делу было допрошено 25 человек свидетелей, ни один из которых не подтвердил о том, что арестованные были организованы в антисоветскую группировку, не приведя ни одного конкретного случая их антигосударственной деятельности.

Общие не подтвержденные объективно другими доказательствами, показания свидетелей не могут быть положены в основу для признания виновными Мироваевых и др., в совершении государственного преступления.

Не случайно поэтому в постановлении о привлечении в качестве обвиняемых, а также в обвинительном заключении не приводится ни одного факта об антисоветской деятельности обвиняемых, а указывается их прошлая деятельность в годы революционных событий и их социальное прошлое. Подобные же действия Якимова, Емельянова следственные органы квалифицировали как хулиганство и они из-под страж и были освобождены.

Постановлением Президиума Верховного Суда ТАССР от 29 октября 1959 года уголовное дело за 1937 год в отношении Мироваева Александра Павловича производством прекращено.

Усматривая, что упомянутые выше лица были привлечены к уголовной ответственности необоснованно, руководствуясь ст. 378 УПК РСФСР, Президиум Верховного Суда ТАССР ПОСТАНОВИЛ:

Постановление Тройки ГПУ ТАССР от 1 апреля 1930 года в отношении Казакова Евсея Александровича, Мироваева Алексея Романовича, Константинова Андрея, Константинова Ильи, Мироваева Александра Павловича, Костеева Иллариона Степановича отменить, дело производством прекратить по п. 2 ст. 5 УПК РСФСР – ЗА ОТСУТСТВИЕМ СОСТАВА ПРЕСТУПЛЕНИЯ".

Все осужденные по этому уголовному делу были полностью реабилитированы, в том числе и Мироваев Алексей Романович.

Но как же быть с членами семей этих осужденных, которые были репрессированы в административном порядке, лишены имущества и социальных прав, изгнаны из своих домов и насильственно отправлены в пожизненную "кулацкую ссылку" в отделенные местности? Да никак! Даже после этого еще "тридцать лет и три года" они несли свой тяжкий крест и несмываемое клеймо "кулаков" и "врагов народа".

И лишь после 1991 года, когда канул в лету СССР и коммунистический режим, лишь тогда 6 апреля 1995 г. МВД Республики Татарстан на основании п. "в" ст. 3 Закона РФ от 18 октября 1991 г. "О реабилитации жертв политических репрессий" признало незаконность административного выселения Мироваевых. Спустя 65 лет, незадолго перед концом своей трудной жизни, исковерканной "славной властью советов", Мироваевы Иван и Прасковья наконец-то получили справки о реабилитации.

Мироваев И.А. умер 19 декабря 1995 г. в г. Зея Амурской области, Мироваева П.А. – 15 января 1999 г. на прииске Апрельском, Мироваев К.А. – 25 октября 1990 г. в г. Челябинске.

Источник: архивное следственное дело № 869, архив УФСБ РФ по РТ.