Карташев Давид Маркович (1902)

Давид Маркович Карташев. Источник: фото из семейного архива

• Дата рождения: 25 июня 1902 г.
• Варианты ФИО: Давид Мосель
• Место рождения: Запорожье
• Пол: мужчина
• Национальность: еврей
• Профессия / место работы: зам.начальника Главсельмаша
• Место проживания: г. Москва
• Партийность: член ВКП(б) с 1920

• Дата расстрела: 3 июня 1938 г.

---

• Где и кем арестован: в Ростове-на-Дону
• Дата ареста: 17 декабря 1937 г.
• Обвинение: вредительство, участие в контрреволюционной организации
• Осудивший орган: тройка
• Приговор: расстрел

---

• Источники данных: Весельницкий И. «Красное колесо» переехало и через «Ростсельмаш»: (Хроника террора 30-х годов) / Ростов: Военный вестник Юга России, 1999., "Личное дело каждого" // интервью родственников

Биография

Давид Маркович Карташев родился в Запорожье в 1903 году. В 1919 году Давид окончил Александровское Коммерческое Училище. Был активным членом Комсомольской организации и участником Деникинского подполья до декабря 1919г. В период подполья Давид взял себе подпольную кличку Карташев, в честь Тёмы Карташевы, героя книги Гарина-Михайловского. С мая 1920г. по март 1921г. воевал в Красной армии на Южном (Врангелевском) фронте, участвовал за взятие Перекопа. Уходя на фронт, он приехал прощаться к будущей своей жене Раисе Барац, моей бабушке на коне. После возвращения с фронта, Давид хотел ехать в Германию участвовать в революции. В связи с тем, что Давид вел активную политическую деятельность, в 30-х годах в Москве его приглашали как консультанта при создании книги о гражданской войне. После революции и войны в 1921 году Давид поступил учиться в Харьковский институт народного хозяйства. Про сдачу экзаменов он говорил: «Я экзамены боюсь больше, чем тогда, когда я воевал. Я тогда на фронте меньше боялся». С 24 по 27 год работал в Харьковском институте народного хозяйства преподавателем и заместителем декана промышленного факультета. В 1928 году в июне у них родилась дочь Майя. Дедушка родился в светской, нерелигиозной семье. Но вместе с тем, как-то он принес домой Евангелие, пояснив: «Решил почитать. Я сам хочу во всем разобраться». В 1930 году семья переехала в Москву. С 1933 г Виктор стал работать в Главсельмаше, заместителем начальника. В 1936г. окончил Московский Машиностроительный ин-т им.Бубнова. Дедушка, согласно фотографиям и воспоминаниям был активный человек. Никаких писем от него не осталось. Возможно, это связано с тем, что во время обысков в Ростове и у бабушки в Москве все письма конфисковали. Остались только две небольшие записки. Это открытка по случаю смерти Ленина. Другую записку он написал моей маме, когда жил в Ростове. «Дорогая Мусенька. Горжусь, что ты отличница. Крепко за тобой скучаю. Жду тебя и маму у себя в гостях. Твой папа. Крепко целую и обнимаю». Бабушка работала это время в Наркомчермете и возглавлял ее ведомство Ордженикидзе. Страх уже начинал сковывать страну. Как-то Раиса пошла на работу и почувствовала волнение людей еще на улице рядом с учреждением. Сотрудники стояли группой на улице и что-то обсуждали. Выяснилось, что Ордженикидзе покончил с собой. В то время уже стали много сажать людей, обвиняя их в частности в троцкизме. В январе 1937 году Виктора направили директором на Ростсельмаш на ликвидацию вредительства. Виктор жил в Ростове, а бабушка не хотела бросать работу и осталась жить в Москве с дочерью. Она работала в Наркочермете.

Весельницкий, который исследовал партийные архивы писал, что первым, как участник контрреволюционной троцкистско-зиновьевской организации 19 сентября 1936 года был арестован Глебов-Авилов Николай Павлович – директор завода «Ростсельмаш». Карташева направили в январе 1937 года на завов для «ликвидации последствий вредительства», который сделал предыдущий директор. В это время уже в 1937 году полным ходом шел «большой террор». Далее приводятся выдержки из книги Весельницкого, в которой описана обстановка на заводе во время террора. Директор завода Карташев, назначенный на должность немногим более полутора месяцев назад, отчитываясь о ликвидации вредительства на заводе, говорит: «Должен вам сказать, что когда я ехал сюда, после назначения директором, я мыслил, что свяжусь с начальником НКВД Люшковым, он мне развернет всю картину вредительства, и по этим материалам мы будем действовать. Я думал, что все должен раскрыть НКВД, а мое дело будет заключаться в том, чтобы организовать борьбу за ликвидацию последствий вредительства. Я понял, что ошибался, что мне самому нужно искать эти явления вредительства и своей работой помогать органам НКВД в той работе, которую они проводят в отношении вредителей». Некоторые работники, которые были сняты Карташевым в процессе кадровых перестановок, вскоре были арестованы НКВД. Поняв это, Карташев становится более осмотрительным. На партийной конференции, в мае месяце, первый секретарь крайкома ВКП(б) обращается к нему с требованием: Евдакимов: «Вы директор завода, вскрыли какого-нибудь из последышей этих вредителей, нащупали?» Карташев: «Нащупал» Евдакимов: «Посадили его?» Карташев: «Нет, я не сажаю. Я нащупал, но этого недостаточно». Евдакимов: «Ведь Вам и карты в руки. Вы находите грань, где злой умысел, где халатность, где технический риск, без технического риска мы не можем. Вот выяснение этой грани между вредительством и техническим риском касается Вас. Если в этом вопросе будет ясность, то тогда меньше будет недоразумений». Карташев: «Для того, чтобы определить грань между плохой работой и вредительством нужно время, чтобы разобраться в этом». Евдокимов: «Три месяца недостаточно? Ведь это не месяц». Карташев: «Большое количество тех людей, которых мы сняли, потом посадили». Евдокимов: «Люшков сам не находит материала, он имеет вашу партийную организацию, ваших советских людей, рабочих инженеров, которые подсказывают, что там неладно, и он начинает смотреть, систематизировать материал: одного рванул, а там цепочка потянулась. Спрашивается, почему Люшков может это делать, а почему мы, партийные и хозяйственные руководители, не можем этого сделать? Раньше до того, как Люшкову сказать, то сам иди и распутай. На пленуме ЦК так и ставили вопрос». Членам партии было известно, что многих арестованных расстреливают. На партийном активе из зала задавался вопрос: «Нужно ли собирать специальное собрание рабочих и разъяснять о расстреле». На что из президиума был дан ответ: «Специальных собраний собирать не нужно, а когда Вас спросят, скажите, что такие-то и такие-то расстреляны». Поняв всю ситуацию и то, что он следующий претендент на арест, Карташев при выборе членов на партконференцию, которая должна была оценивать работу других и тем самым участвует в поиске врагов народа и подписывать приговор, самоотстраняется и делает самоотвод, чтобы в этом не участвовать. «Вот такая была партийная установка на поиск «врагов народа». Несколько дней подряд идет обсуждение кандидатур (76 человек) в состав пленума ВКП(б), бюро райкома, делегатов на городскую партийную конференцию. Каждый выдвинутый в тот или иной партийный орган рассказывает свою биографию от момента рождения, происхождение, участие в революции, борьбы с троцкизмом до работы в настоящее время. И по каждой кандидатуре принимается решение оставить в списках для тайного голосования или отвести. При обсуждении кандидатуры Карташева, тот делает самоотвод: « …Поскольку решением партконференции принято поставить вопрос перед крайкомом о том, чтобы просить ЦК проверить политическую линию в разрешении хозяйственных вопросов начальника Главсельмаша Борисова и меня, как заместителя начальника Главсельмаша, я прошу партконференцию мою кандидатуру с обсуждения снять… Я вполне уверен, что ЦК подтвердит то доверие, которое мне оказали при назначении на должность директора» Всего на заводе за 1937-38 год было арестовано 130 человек, из которых 52 были расстреляны, а 17 отправлены в лагерь. Давида арестовали 19 декабря 1937 года, первый допрос был датирован 13 февралем 1938г, списки на расстрел подписаны Сталиным 3 мая 1938 года, а тройка приговорила судом Давида к расстрелу 03.06.1938г., суд длился с 10.00 по 10.15, в тот же день его расстреляли. Об этом времени моя бабушка, Барац Раиса Семеновна вспоминала. Мужа она звала Витей, да и у мамы в отчестве стояло Викторовна. «Когда Витю арестовали, то работница, которая помогала ему по хозяйству, мне позвонила и сказала об этом. Его арестовали на работе. Это было 17 декабря 1937 года. А потом, как мне уже рассказывали, что его якобы очень быстро увезли. Что его арестовали в декабре, а в феврале увезли. Работница эта рассказывала, что пришли за вещами. Быстро сварганили. Наверно его не привезли сюда (в Москву). У нас дома, на Фрунзенской набережной, вскоре после ареста был произведен обыск. Тогда я решила поехать в Ростов. Я уже договорилась с моим непосредственным начальником – начальником управления, что я уеду на три дня в Ростов. И попросила, чтобы это не было афишировано. Он сказал, что хорошо, поезжайте. Будет оформлен отпуск. И я уже взяла билеты. И вдруг ко мне домой прибегает мой сослуживец Славка (Рикман В.В.), и говорит: -Вы не поезжайте. Поеду я с Сарой Семеновной. Все боялись, что если я приеду, то меня арестуют, как и многих. Веру (сестру Раисы) арестовали. Она оставалась там. Славка, через маму предлагал ей, что бы она приехала в Москву и он с ней зарегистрирует фиктивный брак. Но она не хотела уезжать, покуда муж был там. Пока Сема был там, там передавали записочки. Она передавала ему записки, она получала записку от Семы. Она ходила к нему. А потом ей дали свидание, перед тем как с ним кончить. И он ей сказал на свидании, что меня посылают на работу, ну конечно в присутствии …. И он ничего не мог, конечно, сказать. Попросил принести чеснок, кажется, так как на север едет. Она сидела до конца, а потом уже все. Даже если она просто приехала, без всякого фиктивного брака, ее бы уже никто не трогал. Ее бы не искали здесь. Но она хотела так и все. Потом я приезжала туда, ходила продавать книжки. Вот и все. У моей Рае Хазан мужа арестовали в Киеве, а она была в каком-то другом месте. Ей написали, и она решила поехать посмотреть, узнать насчет вещей. Так ее арестовали. Жена главного инженера на заводе Витином в Москву наезжала. В тот момент, когда его арестовали, она была здесь. И ее не арестовали. Так как надо было получить какое-то дело. За ней же дела не было. Так они не могли арестовать. Почему я и уцелела. Если бы я поехала в Ростов, то было бы тоже самое. Меня не вызывали за вещами, потому что мама поехала со Славой.

 - Маме в Ростове сказали, что ей ничего не могут сказать. Сказали, пусть приезжает жена. Какая вы ему родственница? Тёща – это не родственница. 

А мама с ним торговалась. -А почему же в Харькове мне все дали? У меня там у второй дочки арестовали мужа – так мне там дали справку. -Насчет Харькова я ничего не знаю. А вот сюда пусть жена сама приезжает.

	Жена Юры Кацина сразу после ареста Вити ехала на Минеральные воды и проезжала Ростов. И там, в поезде встретила человека из Ростовского завода. Какого-то начальника. Она стала расспрашивать, так как она знала Витю.

- А кто у вас директор завода? А у вас был такой директор? А где же он?

Тот оживился и ответил:

- Он «враг народа». Его посадили. Только ждали, чтоб жена приехала. Так бы ее сразу арестовали. Но она не приехала. А я была уверена, что его привезли в Москву. Поэтому я ходила его искать в Москве. Я приходила в ГУЛАГ. Там, возможно, почему-то меня он пожалел и мне говорит: - Вы знаете, к сожалению, у меня нет о нем сведений. Но моей маме о моей сестре Вере дали здесь сведенья. Просто он не хотел ничего мне сказать о Вите. А я его ходила искать по всем тюрьмам. На Бутырке меня вообще не хотели впустить. - Его фамилия Карташев, а ваша фамилия Барац. Почему вы его жена? Как вы докажите? А тут на мое счастье в паспорте было записана Муся с фамилией Карташева. И он дал мне справку, что его там нет. И на Таганке я была». Бабушка, боясь своего ареста, на какое-то время отправила дочь к своему брату Сюзику в Харьков, не желая, чтобы Майя не была в момент ареста дома, да и тогда некуда ей было бы уйти. Ведь все родственники жили в Харькове. Через несколько месяцев после ареста Вити семью уплотнили, а в какой-то момент переселили в другой район. Когда моя мама, Майя, поступала в университет на физический факультет в 1941 году, в анкетах можно было просто писать, что отец умер. Когда же она кончала университет, уже стали тщательно проверять анкетные данные. И для нее все направления физики были закрыты, кроме некоторых. После института она долго не могла найти работу из-за того, что она еврейка и то, что ее отец «враг народа». Ее не брали из-за анкетных данных. И уже потом ей помог устроиться ее отчим Рикман Вячеслав Викторович в Институт металлургии Академии наук им.Байкова. В этом институте она проработала всю свою жизнь. И она рассказывала, что, несмотря на то, что она не меняла место работы, ей постоянно приходилось заполнять анкеты, в которых она должна была писать, что ее отец был осужден. Ей всю жизнь про это напоминали.