Открытый список:Истории:Арест
Практически все истории людей, ставших жертвами политических репрессий, так или иначе проходят через несколько последовательных этапов. Это арест, допрос, необходимость подписать «признание» в совершенном преступлении или просто сознаться на следствии, а также пребывание в тюрьме, лагере или ссылке. В историях со счастливым концом за этим следует реабилитация и возвращение домой.
В небольшой хрестоматии из серии цитат «Открытый список» проследит эту историю в жизни разных людей, сложенных из множества самых разных обстоятельств. То общее, что остается в этом повествовании — опыт столкновения со злом, которое представляет собой государственная система политического террора.
Всё это лишь небольшие фрагменты из множества историй — вы можете добавлять к ним свои собственные, публикуя воспоминания и ссылки на источники в разделе «Биография» на страницах героев «Открытого списка».
I
Д.С. Лихачёв. Воспоминания
«В начале февраля 1928 г. столовые часы у нас на Ораниенбаумской улице пробили восемь раз. Я был один дома, и меня сразу охватил леденящий страх. Не знаю даже почему. Я слышал бой наших часов в первый раз. Отец не любил часового боя, и бой в часах был отключен еще до моего рождения. Почему именно часы решились в первый раз за двадцать один год пробить для меня мерно и торжественно? Восьмого февраля под утро за мной пришли: следователь в форме и комендант наших зданий на Печатном Дворе Сабельников. Сабельников был явно расстроен (потом его ожидала та же участь), а следователь был вежлив и даже сочувствовал родителям, особенно, когда отец страшно побледнел и повалился в кожаное кабинетное кресло. Следователь поднес ему стакан воды, и я долго не мог отделаться от острой жалости к отцу. Сам обыск занял не много времени. Следователь справился с какой-то бумажкой, уверенно подошел к полке и вытащил книгу Г. Форда «Международное еврейство» в красной обложке. Для меня стало ясно: указал на книгу один мой знакомый по университету, который ни с того ни с сего заявился ко мне за неделю до ареста, смотрел книги и все спрашивал, плотоядно улыбаясь, — нет ли у меня какой-нибудь антисоветчины. Он уверял, что ужасно любит эту безвкусицу и пошлость. Мать собрала вещи (мыло, белье, теплые вещи), мы попрощались. Как и все в этих случаях, я говорил: «Это недоразумение, скоро выяснится, я быстро вернусь». Но уже тогда в ходу были массовые и безвозвратные аресты».