Морозов Константин Васильевич (1885) — различия между версиями

Версия 12:21, 28 сентября 2021

Формуляр отредактирован пользователем, данные не подтверждены документально и нуждаются в проверке.

Дата рождения: 7 октября 1885 г.
Место рождения: Московская об-ть, Зарайский р-н, г. Зарайск
Пол: мужчина
Национальность: русский
Гражданство (подданство): СССР
Социальное происхождение: из семьи Зарайского купца 2-й гильдии
Образование: незаконченное высшее: Константиновский межевой ин-т; Московский археологический ин-т; Гос. ин-т иностранных языков (заочно)
Профессия / место работы: г. Зарайск, школа ФЗУ ф-ки "Красный Восток"- педагог
Место проживания: Московская об-ть, г. Зарайск, ул. Первомайская д. 34/62
Партийность: 1917 г. - партия кадетов; партия "Народной свободы"

Аресты

Дата ареста: март 1927 г.
Обвинение: расхищение имущества музея с группой лиц
Приговор: 1 год условно

Где и кем арестован: Зарайским р/о УНКВД МО
Дата ареста: 4 декабря 1937 г.
Статья: 58-10

Архивное дело: П-18911
Источники данных: ГА РФ, архивно-следственное дело
Примечание: бывший кадет

Объяснительная Морозова К. В.

"В ответ на поставленные мне при допросе вопросы, считаю долгом совести искренно ответить следующее:

1) Воспитанный в дореволюционной средней и высшей школе на теориях буржуазных историков и теоретиков буржуазного государственного права (моими учителями были профессора, из коих многие были кадетами), я естественно, подобно многим русским интеллигентам, считал эти теории правильными и видел в буржуазно-демократическом строе, строй научно обоснованный, желательный и для русского народа и государства. Буржуазная политэкономия, с которой я знакомился тогда действовала также в этом направлении. К сожалению, моя голова была напичкана такими теориями, а противодействия этим теориям внутри себя и в среде моего тогдашнего общества я не встречал. Парламентаризм, ответственное министерство, английская "прославленная" демократия казались мне соблазнительными. Очутившись в водовороте новых мыслей, фактов и событий, я в начале нашей октябрьской социалистической, пролетарской революции растерялся и, должен сказать, и не разбирался во многих политических вопросах. Я должен был впервые сознательно и шаг за шагом преодолевать эти прежние симпатии, что было для меня мучительным, болезненным внутренним процессом. Так продолжалось несколько лет, когда я, все более проникаясь и ознакомляясь с основами научного социализма, а главное всеми фактами окружающей жизни, все глубже вдумываясь в сущность задач и целей, поставленных Советской властью и Коммунистической партией, сумел порвать с прежними симпатиями-заблуждениями, понять всю гнилость прежнего и постепенно понять и усвоить, что наш теперешний советский режим, что диктатура пролетариата единственно способны действительно обеспечить интересы трудящихся, являются единственной формой нового государственного строя, неизбежно и полностью ведущего к построению социалистического общества. Вот уже года 3, 4, пожалуй и 5, для меня западная буржуазная демократия, пресловутый парламентаризм, "демократические" свободы стали смешны, чужды, я понял, с облегчением в душе, что все это обман и ловкая затея буржуазии и ее слуг для подавления рабочего класса. Мне казалась вначале грубой, жесткой теория классовой борьбы, она мне претила, к стыду моему, как мягкотелому интеллигенту. Теперь уже 3, 4 года, я уже сроднился с этой теорией, я усвоил и почувствовал, что Советская власть и партия стоят на единственно правильном пути, убедился в этом непреложными фактами окружающей действительности. Конечно мне это далось нелегко, для этого мне было недостаточно чужих слов и мыслей, кем бы они не высказывались, мне нужно было понять это нутром.

2) Как прежнему интеллигенту, с большой дозой мягкотелости, мне первое время, когда проводилась коллективизация, больше по чувству, чем по разуму, казалось, что коллективизация будет для крестьян сопряжена с большими страданиями, затруднениями, мне было жаль крестьян, хотя по рассудку я разумеется, понимал всю безусловную пользу и необходимость коллективизации сельского х-ва, все преимущества коллективного строя деревенской жизни на основе индустриализации, на основе механизации труда. Главное что я понял, что эта грандиозная переделка всей жизни и хозяйства деревни действительно могут и должны перевоспитать наших крестьян, особенно, деревенскую молодежь, и я теперь твердо знаю, что теперешний колхозник это - не прежний "мужик".

3) Моему интеллигентскому самолюбию немного претила возможность того, что "кухарка может управлять государством", тут давали чувствовать прежние предрассудки, старая отрыжка, хотя конечно, в то же время по разуму я понимал, а на фактах видел, что действительно кухарки успешно и добросовестно справляются с делом. Работая со взрослыми рабочими, я понял, что моя педагогическая работа полезна для бывшей кухарки, и я чувствую, что я не лишний человек, и это дает мне, одинокому человеку, смысл жизни. Хорошо, что так произошло. Конечно, теория о том, что государством якобы могут и должны управлять ученые, инженеры и проч. - утопия, видимо спекулятивного характера, имеющая чисто буржуазное происхождение.

4) Что касается фашистского режима, то я считаю, что эта власть сильная в смысле принуждения, давления на народные массы, но в то же время власть ложная, так как она никогда не будет опираться на народные массы, что она отрицательное явление в истории человечества, что капиталистич. буржуазные правительства вынуждены ходом истории, в целях самозащиты, поддерживать и насаждать фашизм. Видя и читая, как развивается фашистская зараза в Италии, Германии, Польше и проч., я думал, что фашизм сможет быстро продвигаться в буржуазных государствах, но когда организовался и крепнет антифашистский единый фронт, я понял, что найдено верное средство для борьбы с фашизмом и победы над ним. Жестокость и наглый характер, варварство фашизма были и остаются мне противны.

5) Первое время, в 1927 году, когда так открыто проявилось троцкистское движение, когда усиленно стали говорить об оппортунизме, о левых и правых загибах в партии, о Зиновьеве и Бухарине, я, признаться, с трудом разбирался в деталях всего этого; я знал, что причинами расхождения с генеральной линией партии были вопросы о коллективизации, о возможности построения социализма в одной стране, не более; после крупных последних процессов стало ясно, что троцкистско-зиновьевско-бухаринское движение стало представлять собою единое движение и по целям, и по средствам, направленным к вредительству, возмутительной измене, шпионажу, в конечном счете к свержению советской власти и восстановлению прежних, капиталистич. порядков.

Производя графическую экспертизу поддельных почерков, я иногда ранее, в силу своего характера, затруднялся, мучался за судьбу человека, подозреваемого в преступлении, мне казалось, что я своим заключением сажаю его на скамью подсудимых, и я в душе переживал сожаление к нему, но потом и теперь я избавился от этого ложного чувства, и вполне сознавая свой долг всемерно помогать суду и советской власти насаждать законность и вести борьбу с преступностью, я с полным сознанием, уверенно и спокойно произвожу экспертизу, находя в этом удовлетворение и исполняя свой долг.

24 ноября 1937 г."

орфография и пунктуация автора сохранены*

@@ Строка 27: / Строка 27: @@
 ==Объяснительная Морозова К. В.==
 "В ответ на поставленные мне при допросе вопросы, считаю долгом совести искренно ответить следующее:
-) Воспитанный в дореволюционной средней и высшей школе на теориях буржуазных историков и теоретиков буржуазного государственного права (моими учителями были профессора, из коих многие были кадетами), я естественно, подобно многим русским интеллигентам, считал эти теории правильными и видел в буржуазно-демократическом строе, строй научно обоснованный, желательный и для русского народа и государства. Буржуазная политэкономия, с которой я знакомился тогда действовала также в этом направлении. К сожалению, моя голова была напичкана такими теориями, а противодействия этим теориям внутри себя и в среде моего тогдашнего общества я не встречал. Парламентаризм, ответственное министерство, английская "прославленная" демократия казались мне соблазнительными. Очутившись в водовороте новых мыслей, фактов и событий, я в начале нашей октябрьской социалистической, пролетарской революции растерялся и, должен сказать, и не разбирался во многих политических вопросах. Я должен был впервые сознательно и шаг за шагом преодолевать эти прежние симпатии, что было для меня мучительным, болезненным внутренним процессом. Так продолжалось несколько лет, когда я, все более проникаясь и ознакомляясь с основами научного социализма, а главное всеми фактами окружающей жизни, все глубже вдумываясь в сущность задач и целей, поставленных Советской властью и Коммунистической партией, сумел порвать с прежними симпатиями-заблуждениями, понять всю гнилость прежнего и постепенно понять и усвоить, что наш теперешний советский режим, что диктатура пролетариата единственно способны действительно обеспечить интересы трудящихся, являются единственной формой нового государственного строя, неизбежно и полностью ведущего к построению социалистического общества. Вот уже года 3, 4, пожалуй и 5, для меня западная буржуазная демократия, пресловутый парламентаризм, "демократические" свободы стали смешны, чужды, я понял, с облегчением в душе, что все это обман и ловкая затея буржуазии и ее слуг для подавления рабочего класса. Мне казалась вначале грубой, жесткой теория классовой борьбы, она мне претила, к стыду моему, как мягкотелому интеллигенту. Теперь уже 3, 4 года, я уже сроднился с этой теорией, я усвоил и почувствовал, что Советская власть и партия стоят на единственно правильном пути, убедился в этом непреложными фактами окружающей действительности. Конечно мне это далось нелегко, для этого мне было недостаточно чужих слов и мыслей, кем бы они не0 высказывались, мне нужно было понять это нутром.
+) Воспитанный в дореволюционной средней и высшей школе на теориях буржуазных историков и теоретиков буржуазного государственного права (моими учителями были профессора, из коих многие были кадетами), я естественно, подобно многим русским интеллигентам, считал эти теории правильными и видел в буржуазно-демократическом строе, строй научно обоснованный, желательный и для русского народа и государства. Буржуазная политэкономия, с которой я знакомился тогда действовала также в этом направлении. К сожалению, моя голова была напичкана такими теориями, а противодействия этим теориям внутри себя и в среде моего тогдашнего общества я не встречал. Парламентаризм, ответственное министерство, английская "прославленная" демократия казались мне соблазнительными. Очутившись в водовороте новых мыслей, фактов и событий, я в начале нашей октябрьской социалистической, пролетарской революции растерялся и, должен сказать, и не разбирался во многих политических вопросах. Я должен был впервые сознательно и шаг за шагом преодолевать эти прежние симпатии, что было для меня мучительным, болезненным внутренним процессом. Так продолжалось несколько лет, когда я, все более проникаясь и ознакомляясь с основами научного социализма, а главное всеми фактами окружающей жизни, все глубже вдумываясь в сущность задач и целей, поставленных Советской властью и Коммунистической партией, сумел порвать с прежними симпатиями-заблуждениями, понять всю гнилость прежнего и постепенно понять и усвоить, что наш теперешний советский режим, что диктатура пролетариата единственно способны действительно обеспечить интересы трудящихся, являются единственной формой нового государственного строя, неизбежно и полностью ведущего к построению социалистического общества. Вот уже года 3, 4, пожалуй и 5, для меня западная буржуазная демократия, пресловутый парламентаризм, "демократические" свободы стали смешны, чужды, я понял, с облегчением в душе, что все это обман и ловкая затея буржуазии и ее слуг для подавления рабочего класса. Мне казалась вначале грубой, жесткой теория классовой борьбы, она мне претила, к стыду моему, как мягкотелому интеллигенту. Теперь уже 3, 4 года, я уже сроднился с этой теорией, я усвоил и почувствовал, что Советская власть и партия стоят на единственно правильном пути, убедился в этом непреложными фактами окружающей действительности. Конечно мне это далось нелегко, для этого мне было недостаточно чужих слов и мыслей, кем бы они не высказывались, мне нужно было понять это нутром.
 )  Как прежнему интеллигенту, с большой дозой мягкотелости, мне первое время, когда проводилась коллективизация, больше по чувству, чем по разуму, казалось, что коллективизация будет для крестьян сопряжена с большими страданиями, затруднениями, мне было жаль крестьян, хотя по рассудку я разумеется, понимал всю безусловную пользу и необходимость коллективизации сельского х-ва, все преимущества коллективного строя деревенской жизни на основе индустриализации, на основе механизации труда. Главное что я понял, что эта грандиозная переделка всей жизни и хозяйства деревни действительно могут и должны перевоспитать наших крестьян, особенно, деревенскую молодежь, и я теперь твердо знаю, что теперешний колхозник это - не прежний "мужик".
 ) Моему интеллигентскому самолюбию немного претила возможность того, что "кухарка может управлять государством", тут давали чувствовать прежние предрассудки, старая отрыжка, хотя конечно, в то же время по разуму я понимал, а на фактах видел, что действительно кухарки успешно и добросовестно справляются с делом. Работая со взрослыми рабочими, я понял, что моя педагогическая работа полезна для бывшей кухарки, и я чувствую, что я не лишний человек, и это дает мне, одинокому человеку, смысл жизни. Хорошо, что так произошло. Конечно, теория о том, что государством якобы могут и должны управлять ученые, инженеры и проч. - утопия, видимо спекулятивного характера, имеющая чисто буржуазное происхождение.
 ) Что касается фашистского режима, то я считаю, что эта власть сильная в смысле принуждения, давления на народные массы, но в то же время власть ложная, так как она никогда не будет опираться на народные массы, что она отрицательное явление в истории человечества, что капиталистич. буржуазные правительства вынуждены ходом истории, в целях самозащиты, поддерживать и насаждать фашизм. Видя и читая, как развивается фашистская зараза в Италии, Германии, Польше и проч., я думал, что фашизм сможет быстро продвигаться в буржуазных государствах, но когда организовался и крепнет антифашистский единый фронт, я понял, что найдено верное средство для борьбы с фашизмом и победы над ним. Жестокость и наглый характер, варварство фашизма были и остаются мне противны.
 ) Первое время, в 1927 году, когда так открыто проявилось троцкистское движение, когда усиленно стали говорить об оппортунизме, о левых и правых загибах в партии, о Зиновьеве и Бухарине, я, признаться, с трудом разбирался в деталях всего этого; я знал, что причинами расхождения с генеральной линией партии были вопросы о коллективизации, о возможности построения социализма в одной стране, не более; после крупных последних процессов стало ясно, что троцкистско-зиновьевско-бухаринское движение стало представлять собою единое движение и по целям, и по средствам, направленным к вредительству, возмутительной измене, шпионажу, в конечном счете к свержению советской власти и восстановлению прежних, капиталистич. порядков.
 Производя графическую экспертизу поддельных почерков, я иногда ранее, в силу своего характера, затруднялся, мучался за судьбу человека, подозреваемого в преступлении, мне казалось, что я своим заключением сажаю его на скамью подсудимых, и я в душе переживал сожаление к нему, но потом и теперь я избавился от этого ложного чувства, и вполне сознавая свой долг всемерно помогать суду и советской власти насаждать законность и вести борьбу с преступностью, я с полным сознанием, уверенно и спокойно произвожу экспертизу, находя в этом удовлетворение и исполняя свой долг.