Вольская Серафима Степановна (1907) — различия между версиями

(Формирование гиперссылок на страницы лагерей и соответствующих категорий.)
(Фотография,Репрессированные родственники,Предположительные родственники => добавить, если нет)
 
(не показаны 3 промежуточные версии 2 участников)
Строка 1: Строка 1:
 
{{Шаблон:Формуляр
 
{{Шаблон:Формуляр
 +
|фотография=Вольский Э.Р. (4).jpg
 +
|подпись к фотографии=Серафима Степановна Вольская с дочкой Таней и племянницей Верой на руках. Чистополь. 1937 год.
 
|дата рождения=1907
 
|дата рождения=1907
 
|место рождения=Тат. АССР, г. Чистополь
 
|место рождения=Тат. АССР, г. Чистополь
 
|пол=женщина
 
|пол=женщина
|дата ареста 1=а 17.02.1938
+
|место проживания=Москва, ул. Большая Пироговская, д.21/1, кв.10
 +
|источники данных=Сайт [http://lists.memo.ru/ Жертвы политического террора в СССР]; Архив НИПЦ "Мемориал", Москва;  
 +
|дата ареста 1=17.02.1938
 
|обвинение 1=ЧСИР
 
|обвинение 1=ЧСИР
|приговор 1=5 лет ИТЛ, [[Справка:Темлаг|Темниковский ИТЛ]]
+
|приговор 1=5 лет ИТЛ
 +
|место отбывания 1=[[Справка:Темлаг|Темниковский ИТЛ]]
 
|дата освобождения 1=17.02.1943
 
|дата освобождения 1=17.02.1943
|источники данных=Сайт [http://lists.memo.ru/ Жертвы политического террора в СССР]; Архив НИПЦ "Мемориал", Москва;  
+
|дата реабилитации 1=25.07.1957
 +
|основания реабилитации 1=за отсутствием состава преступления
 +
|мера пресечения 1=арестована
 
}}
 
}}
  
 
[[Категория:Открытый список]]
 
[[Категория:Открытый список]]
 +
[[Категория:Репрессированные родственники]]
 
[[Категория:Жертвы политического террора в СССР (База данных)]]
 
[[Категория:Жертвы политического террора в СССР (База данных)]]
 
[[Категория:Темлаг]]
 
[[Категория:Темлаг]]
 +
[[Категория:Фотографии]]
  
 +
{{Шаблон:Репрессированные родственники
 +
|муж=[[Вольский Эдуард Романович (1906)]]
 +
}}
 
==Биография==
 
==Биография==
 +
[[Файл:Вольский Э.Р. (3).jpg|мини|справа|Серафима Степановна и Эдуард Романович Вольские в Немчиновке]]
 +
Жена [[Вольский Эдуард Романович (1906)|Эдуарда Вольского]] Серафима Степановна Вольская была арестована 17 февраля 1938 года и осуждена на пять лет исправительно-трудовых лагерей как “член семьи изменника родины”. Она отбыла весь срок в темниковских лагерях Мордовии. После освобождения она не могла проживать в Москве.
 +
 +
Дочери Татьяне было чуть больше года, когда отца арестовали.
 +
<blockquote>“Меня часто спрашивают – помню ли я своего отца? Нет, конечно, не помню и это первая моя трагедия, – пишет Татьяна Эдуардовна. – Когда его пришли арестовывать, я болела, у меня была высокая температура, он стоял у моей кроватки и плакал, предчувствуя, что больше меня не увидит. Моя мать осталась без средств к существованию, в ожидании, что скоро придут и за ней. До своего ареста она увезла меня в город Чистополь к своей матери и моей бабушке. Насколько я помню, мне было меньше двух лет, я осталась одна в незнакомом для меня месте, с незнакомыми мне людьми, и мне было очень страшно. Эти чувства были второй трагедией моего раннего детства.
 +
 +
Мама вернулась в Москву, устроилась на работу и ходила по тюрьмам с передачами – передачи нигде не принимали и не говорили, где находится мой отец. А в это время его допрашивали с пристрастием в Бутырках, обвинили в государственной измене и вынесли смертный приговор.
 +
 +
О том, что отца расстреляли в июле 1937 года и его прах захоронили в могиле № 1 Донского кладбища города Москвы, я узнала только в 1999 году, когда впервые эти данные опубликовал «Мемориал».
 +
Когда мне было четыре года, мы с бабушкой ездили к маме на свидание. Я не понимала тогда, зачем и куда мы едем. Ехали на поезде до станции Потьма, затем пересели на другой поезд, который назывался «Кукушка», видимо узкоколейка, он очень пронзительно свистел, кругом был лес. Затем мы оказались в каком–то большом помещении, где было много детей и женщин, все плакали и кричали. Я не помню мамы, кто-то меня обнимал, плакал, но я видела только всех, а маму я уже не знала.
 +
 +
Затем я вспоминаю, как бабушка читала письмо, в котором мама писала, что она перенесла операцию, предположительно у нее был рак, ей удалили обе груди, видимо простудилась на лесоповале. Ей было 30 лет.
 +
 +
В 1943 году мама приехала в Чистополь, в феврале истек срок ее заключения, без права проживать в Москве. Я помню этот момент, когда она приехала. Ехала на лошадях из Казани в Чистополь. Я ее чуждалась. У меня были мама – бабушка и папа – дедушка. Мама очень расстраивалась, это были нелегкие времена для всех, и особенно для меня. Я ведь не понимала всего и не осознавала, как тяжело маме быть как бы посторонней в нашей жизни. Фактически в течение всей жизни это отчуждение сохранялось, на это были разные причины”.</blockquote>
 +
 +
“В 1968 году умерла мама, ее кремировали и прах захоронили на Донском кладбище в Москве, как она хотела, – продолжает Татьяна Эдуардовна. – В это время мы еще не знали о том, что это то же самое кладбище, где был захоронен отец и где долгие годы на безымянной могиле стоял камень с надписью «Могила невостребованных прахов № 1. С каждым годом над могилой появляются новые таблички с именами жертв политических репрессий: Примаков, Тухачевский, Якир и среди них многие другие никому не известные, такие, как мой отец – скромный инженер тридцати лет Эдуард Романович Вольский”.
 +
 +
Много позже внучка Вольских Марина Игоревна Галицкая написала стихи о своей бабушке Серафиме Степановне Вольской:<br>
 +
“Баба Сима курила Север, боялась собак – сторожевых овчарок,<br>
 +
вышивала крестиком. Не отвечала<br>
 +
на заданные вопросы.<br>
 +
Ее ругали свои: как можно кормить ребенка, постоянно дымя<br> папиросой.<br>
 +
Баба Сима любила меня, а я не любила кашу, но ела, <br>
 +
потому что она сказала, что от каши вырастут косы <br>
 +
и тогда мы завяжем бантики.<br>
 +
Ее мордовские незабудки цвели голубыми цветами. <br>
 +
А потом от нее ничего не осталось – только пепел в стене<br> колумбария.<br>
 +
И светлые облака и рубашка с крестиками молодых надежд на<br> счастливый конец истории. <br>
 +
Это я счастливый конец истории, дождалась, когда вырастут косы –<br>
 +
два мышиных хвостика с белыми бантиками. <br>
 +
И постскриптум: в Мордовии стояли морозы, <br>
 +
уметь вышивать означало выжить, <br>
 +
не сгнить на лесоповале, <br>
 +
и уже все знали, <br>
 +
что нельзя ничего подписывать на допросах”.<br>
 +
 +
По материалам проекта [https://www.poslednyadres.ru/news/news380.htm "Последний адрес"]

Текущая версия на 11:48, 6 марта 2025

Серафима Степановна Вольская с дочкой Таней и племянницей Верой на руках. Чистополь. 1937 год.
  • Дата рождения: 1907 г.
  • Место рождения: Тат. АССР, г. Чистополь
  • Пол: женщина
  • Место проживания: Москва, ул. Большая Пироговская, д.21/1, кв.10

  • Мера пресечения: арестована
  • Дата ареста: 17 февраля 1938 г.
  • Обвинение: ЧСИР
  • Приговор: 5 лет ИТЛ
  • Место отбывания: Темниковский ИТЛ
  • Дата освобождения: 17 февраля 1943 г.
  • Дата реабилитации: 25 июля 1957 г.
  • Основания реабилитации: за отсутствием состава преступления

Репрессированные родственники

Биография

Серафима Степановна и Эдуард Романович Вольские в Немчиновке

Жена Эдуарда Вольского Серафима Степановна Вольская была арестована 17 февраля 1938 года и осуждена на пять лет исправительно-трудовых лагерей как “член семьи изменника родины”. Она отбыла весь срок в темниковских лагерях Мордовии. После освобождения она не могла проживать в Москве.

Дочери Татьяне было чуть больше года, когда отца арестовали.

“Меня часто спрашивают – помню ли я своего отца? Нет, конечно, не помню и это первая моя трагедия, – пишет Татьяна Эдуардовна. – Когда его пришли арестовывать, я болела, у меня была высокая температура, он стоял у моей кроватки и плакал, предчувствуя, что больше меня не увидит. Моя мать осталась без средств к существованию, в ожидании, что скоро придут и за ней. До своего ареста она увезла меня в город Чистополь к своей матери и моей бабушке. Насколько я помню, мне было меньше двух лет, я осталась одна в незнакомом для меня месте, с незнакомыми мне людьми, и мне было очень страшно. Эти чувства были второй трагедией моего раннего детства.

Мама вернулась в Москву, устроилась на работу и ходила по тюрьмам с передачами – передачи нигде не принимали и не говорили, где находится мой отец. А в это время его допрашивали с пристрастием в Бутырках, обвинили в государственной измене и вынесли смертный приговор.

О том, что отца расстреляли в июле 1937 года и его прах захоронили в могиле № 1 Донского кладбища города Москвы, я узнала только в 1999 году, когда впервые эти данные опубликовал «Мемориал». Когда мне было четыре года, мы с бабушкой ездили к маме на свидание. Я не понимала тогда, зачем и куда мы едем. Ехали на поезде до станции Потьма, затем пересели на другой поезд, который назывался «Кукушка», видимо узкоколейка, он очень пронзительно свистел, кругом был лес. Затем мы оказались в каком–то большом помещении, где было много детей и женщин, все плакали и кричали. Я не помню мамы, кто-то меня обнимал, плакал, но я видела только всех, а маму я уже не знала.

Затем я вспоминаю, как бабушка читала письмо, в котором мама писала, что она перенесла операцию, предположительно у нее был рак, ей удалили обе груди, видимо простудилась на лесоповале. Ей было 30 лет.

В 1943 году мама приехала в Чистополь, в феврале истек срок ее заключения, без права проживать в Москве. Я помню этот момент, когда она приехала. Ехала на лошадях из Казани в Чистополь. Я ее чуждалась. У меня были мама – бабушка и папа – дедушка. Мама очень расстраивалась, это были нелегкие времена для всех, и особенно для меня. Я ведь не понимала всего и не осознавала, как тяжело маме быть как бы посторонней в нашей жизни. Фактически в течение всей жизни это отчуждение сохранялось, на это были разные причины”.

“В 1968 году умерла мама, ее кремировали и прах захоронили на Донском кладбище в Москве, как она хотела, – продолжает Татьяна Эдуардовна. – В это время мы еще не знали о том, что это то же самое кладбище, где был захоронен отец и где долгие годы на безымянной могиле стоял камень с надписью «Могила невостребованных прахов № 1. С каждым годом над могилой появляются новые таблички с именами жертв политических репрессий: Примаков, Тухачевский, Якир и среди них многие другие никому не известные, такие, как мой отец – скромный инженер тридцати лет Эдуард Романович Вольский”.

Много позже внучка Вольских Марина Игоревна Галицкая написала стихи о своей бабушке Серафиме Степановне Вольской:
“Баба Сима курила Север, боялась собак – сторожевых овчарок,
вышивала крестиком. Не отвечала
на заданные вопросы.
Ее ругали свои: как можно кормить ребенка, постоянно дымя
папиросой.
Баба Сима любила меня, а я не любила кашу, но ела,
потому что она сказала, что от каши вырастут косы
и тогда мы завяжем бантики.
Ее мордовские незабудки цвели голубыми цветами.
А потом от нее ничего не осталось – только пепел в стене
колумбария.
И светлые облака и рубашка с крестиками молодых надежд на
счастливый конец истории.
Это я счастливый конец истории, дождалась, когда вырастут косы –
два мышиных хвостика с белыми бантиками.
И постскриптум: в Мордовии стояли морозы,
уметь вышивать означало выжить,
не сгнить на лесоповале,
и уже все знали,
что нельзя ничего подписывать на допросах”.

По материалам проекта "Последний адрес"