Мироваев Алексей Романович (1864) — различия между версиями

Строка 1: Строка 1:
 
{{Шаблон:Формуляр
 
{{Шаблон:Формуляр
 
|фотография=Мироваев Алексей Романович.jpg
 
|фотография=Мироваев Алексей Романович.jpg
 +
|подпись к фотографии=Мироваев Алексей Романович
 
|дата рождения=1864
 
|дата рождения=1864
 
|место рождения=Республика Татарстан, Кайбицкий р-н, с. Старое Тябердино
 
|место рождения=Республика Татарстан, Кайбицкий р-н, с. Старое Тябердино
Строка 26: Строка 27:
 
|реабилитирующий орган 1=Президиум Верховного суда Татарской АССР
 
|реабилитирующий орган 1=Президиум Верховного суда Татарской АССР
 
|основания реабилитации 1=за отсутствием состава преступления
 
|основания реабилитации 1=за отсутствием состава преступления
 +
|статус=отредактирован пользователем
 
}}
 
}}
  

Версия 17:24, 20 августа 2017

Формуляр отредактирован пользователем, данные не подтверждены документально и нуждаются в проверке.

Мироваев Алексей Романович
  • Дата рождения: 1864 г.
  • Место рождения: Республика Татарстан, Кайбицкий р-н, с. Старое Тябердино
  • Пол: мужчина
  • Национальность: кряшен
  • Социальное происхождение: из крестьян
  • Профессия / место работы: крестьянин
  • Место проживания: Республика Татарстан, Кайбицкий р-н, с. Старое Тябердино
  • Партийность: беспартийный
  • Дата смерти: 1944 г.
  • Место смерти: Амурская область, Тыгдинский р-он, спецпоселок-прииск Апрельский
  • Место захоронения: там же

  • Где и кем арестован: ГПУ Татарской АССР
  • Мера пресечения: арест
  • Дата ареста: 8 марта 1930 г.
  • Обвинение: ст. 58-10 УК РСФСР
  • Осуждение: 28 апреля 1930 г.
  • Осудивший орган: Тройка ГПУ ТАССР
  • Статья: 58-10-11 УК РСФСР
  • Приговор: высылка в Северный край в порядке выселения лиц, приравненных ко 2-й категории
  • Место отбывания: Амурская область, Зейский и Тыгдинский районы, спецпоселки Алкаган, Апрельский
  • Дата реабилитации: 4 октября 1962 г.
  • Реабилитирующий орган: Президиум Верховного суда Татарской АССР
  • Основания реабилитации: за отсутствием состава преступления

  • Архивное дело: № 869
  • Источники данных: БД "Жертвы политического террора в СССР"; МВД Республики Татарстан; архив УФСБ РФ по Республике Татарстан

Биография

Дело 1930-го года, или "Мы были рабы"

Уголовное дело № 869 по обвинению жителей с. Старое Тябердино Больше-Кайбицкого района Татарской АССР Костеева Иллариона, Мироваева Александра, Мироваева Алексея и других по ст. 58 ч. 10 УК РСФСР было возбуждено 8 марта 1930 года.

Из материалов дела следует, что в августе 1929 года в с. Ст. Тябердино Б.-Кайбицкого района ТАССР был организован колхоз. Однако его организаторы столкнулись с рядом трудностей: несколько "кулацких" хозяйств (6-7) и 12 хозяйств бедняков и середняков не захотели вступать в колхоз. Более того, через 3 дня после организации колхоза почти 75 процентов записавшихся подали в сельсовет заявления о своем выходе из него.

С учетом того, что в стране проводилась кампания по "сплошной коллективизации", старотябердинские сельсоветчики и активисты, дабы не быть обвиненными в том, что они недостаточно активно проводили в жизнь "линию партии", стали искать "стрелочников", которые мешали 100%-й коллективизации. И они их нашли.

Таковыми, по их мнению, являлись несколько семей старотябердинских «кулаков» и попавших под их влияние "подкулачников" и "несознательных" бедняков. В этой связи появились на свет т. н. АКТЫ - документы, написанные сельсоветчиками и другими сельскими "активистами", адресованные в райисполком, а оттуда перекочевавшие в ОГПУ.

Первым подобного рода документом стало письмо (хочется назвать его по-другому, но не буду...), написанное скорее всего 24.12.1929 г., т.е. сразу же после проведения сельского схода по вопросу организации колхоза. Оно никак не озаглавлено, никуда и никому не адресовано. Вероятно, предназначалось для сельсовета. Написано простым карандашом, безграмотно, на разлинованном листе бумаги (на такой же бумаге написаны многие другие "сельсоветовские" документы). Подписано так: «Старо-Тябердинский избач, член ВКП(б) ВИКТОРОВ», секретарь сельской партячейки. Викторов указывает, что самым "политически вредным" элементом в селе является Емельянов Андрей (в других документах он фигурирует как Сламетский, Саламецкий, Соломецкий), который по наущению кулаков якобы ходит по дворам и "агитирует" односельчан от вступления в колхоз.

Тогда же, 24.12.1929 г., агрономом 3 участка Б.-Кайбицкого района ТИМОФЕЕВЫМ, в присутствии зав. РЗО ЗАКИРОВА, представителя птицеводсоюза БАГРУТДИНОВА, избача ВИКТОРОВА, председателя сельсовета ТРОФИМОВА, секретаря сельсовета ШУСТРАКОВА, председателя Малькеевского ПО БРАМАТКИНА и тов. ПАВЛОВА Сергея, был составлен АКТ том, что в этот день в селе Ст. Тябердино проводилось общее собрание по вопросу организации колхоза, при этом выявлено, что основным тормозом в этом деле является деятельность сельских кулаков и их приспешников: Костеева Иллариона, Мироваева Гордея (сын кулака-лишенца, арендатора земли, сам арендатор, не лишенец), Емельянова Андрея и др.:

"Эти личности, сидя сзади и сгруппировав зависимых от них бедняков по лесоразработке, подкулачников и некоторую часть середняков, тихомолом вели агитацию против организации колхоза, из-за чего голосование сорвалось. Емельянов Андрей - ниже-середняк, известный хулиган, за что был исключен из комсомола в 1924 г., вел во время голосования открытую агитацию против голосования, всячески старался опустить руки тех граждан, которые поднимали за колхоз...".

В ДОКЛАДНОЙ ЗАПИСКЕ Б.-Кайбицкому райисполкому, подписанной председателем сельсовета ТРОФИМОВЫМ, секретарем с/совета ШУСТРАКОВЫМ, избачом ВИКТОРОВЫМ, помимо упоминавшихся выше фактов и лиц, указано, что «... главным организатором против колхоза является из самых злостных Якимов Павел - сын бывшего кулака, отделился от отца, является середняком, который устроил против колхоза тайные собрания и обходил по дворам, говоря, что отказывайтесь от колхоза, если не откажетесь, то будете в колхозе умирать с голода. Если не знаете (не умеете) писать, то сам буду писать. И после организации колхоза в течение трех суток сумел организовать против колхоза и сразу через три дня поступило в один день заявления почти от половины деревни...". Также упоминается "шайка" Симушкиных - Степана и Павла, которые "… тоже сильно агитируют против колхоза". Сидоров Василий и Капитонов Евсей также агитировали против колхоза. Потом снова про Якимова Павла, который "угрожает работникам соваппарата, говоря, что если будут на меня накладывать хлеба много (налог), то я буду убить того... Поэтому Старо-Тябердинский сельсовет просит срочно расследовать этих вышеуказанных граждан и привлечь их к ответственности...", иначе опасаются, что колхоз развалится.

В АКТЕ от 06.01.1930 г., подписанном ТРОФИМОВЫМ, ВИКТОРОВЫМ и ШУСТРАК0ВЫМ, сообщается, что "сего числа устроили собрание (о коллективизации)…На данном собрании Сламецкий Андрей категорически отказывается от коллективизации, говоря, что мол вы обманом устроили коллективизацию, что нам необходимо воздержаться от колхоза года 2-3...". В заключение этого акта содержится просьба привлечь Сламецкого к ответственности.

Таким образом, в вышеуказанных документах не обнаружено упоминания МИРОВАЕВА АЛЕКСЕЯ РОМАНОВИЧА как активного противника коллективизации, врага советской власти, члена "контрреволюционной организации" и т.п.

В АКТЕ от 10.01.1930 г. с грифом "секретно", написанном председателем сельсовета ТРОФИМОВЫМ, фактически содержится донос о том, что Якимов Павел "...собирает тайные собрания и агитирует против колхоза...", и просьба - срочно принять в отношении него соответствующие меры, иначе "у нас развалится весь колхоз".

В начале 1930 г. (видимо, в январе) эти бумаги перекочевали к районному уполномоченному ОГПУ, который (естественно!) должен был "принять соответствующие меры": как же, колхоз разваливается! Кулачье активизировалось! А не ползучая ли контрреволюция в деревне завелась?!

В первых числах марта 1930 г. сотрудник уполномоченного ОГПУ по Б.-Кайбицкому району Рахимов выехал в с. Ст. Тябердино, где в течение 3-4 марта 1930 г. допросил в качестве свидетелей нескольких сельчан.

Конечно же, первым свидетелем по делу выступил избач ВИКТОРОВ (не будем уточнять, но сведущий читатель наверняка знает, кого первым допрашивали как свидетеля в рамках уголовного дела для «легализации оперативных материалов»…), который впервые в материалах дела упомянул МИРОВАЕВА АЛЕКСАНДРА и МИРОВАЕВА АЛЕКСЕЯ как известных ему деревенских кулаков - противников коллективизации. В частности, в протоколе допроса от 03.03.1930 г. он показал:

"Мироваев Александр пользуется авторитетом как сын крупного лесопромышленника, почему его бедняки уважают, а последний пользуется этим случаем - их, бедноту, агитирует. Кроме того, он и его отец имели связь с Шакуровской шайкой. Чем-либо активно Александр при мне лично где-либо не выступал".

"Мироваев Алексей, напаивая бедноту, давая им на зиму баранов и коров, таким образом пользуясь доверием, вникаясь в среду бедняков, последних настраивает против вступления в коллектив".

А кроме того Викторов дал показания на Емельянова (Сламецкого), Якимова, Константиновых Илью и Андрея, Костеева Иллариона.

3 марта 1930 г. был допрошен свидетель ТРОФИМОВ ФИЛИПП - председатель сельсовета села Ст. Тябердино с 25.03.1929 г., член ВКП(б), который дал показания о том, что село состоит из 265 дворов, 1396 душ, из них кулаков - 5 хозяйств, зажиточных - 6 хозяйств, а остальные - процентов 40 - беднота: "К переходу на коллективизацию наш сельсовет приступил примерно с осени 1929 г., каковую закончил к середине января 1930 г. Итого было созвано примерно около 20 собраний, причем с участием представителя города Бадретдинова и представителя района т. Закирова с Горшковым. В результате коллективизации мы ликвидировали 10 хозяйств, из них 5 по 2 группе и 5 хозяйств по 3 группе".

Затем указал, что к переходу на коллективизацию препятствовали кулаки Казаков Евсей, Мироваев Александр, Мироваев Алексей, Константинов Илья, Константинов Андрей, Якимов Павел.

В частности, "Мироваев Александр - кулак, лесопромышленник, лишенец, агитировал бедняков за невступление в колхоз, стращая своим поведением бедноту, а также хулиганскими выходками. Мироваев Алексей - брат последнего, лесопромышленник, ранее владевший землей, соучастник шайки Шакурова, широко агитируя, группирует бедняков, коих получает говорить против законоположения".

4 марта 1930 г. Рахимов допрашивает ШУСТРАКОВА СЕРГЕЯ, середняка, секретаря сельсовета, члена ВЛКСМ, который в своих показаниях указал, что "...вышеупомянутые кулаки, наварив пиво, вызвали бедняков в пир и таким образом мобилизовали бедняков и проводили ежедневно тайные собрания против организации колхоза, и те организованные бедняки усиленно работают среди населения во главе с Сламецким Андреем и Якимовым Павлом...".

4 марта 1930 г. также были допрошены свидетели Лукошкин Тимофей, Бикматьев Иван, Поляков Василий, Брамуткин Кузьма Васильевич, Кротов Феодор Сергеевич, Лукошкин Афтерент, Морозов Никанор, Абрамов Федот, Филиппова Дарья, Биккин Биктемир, которые дали однотипные, как под копирку, примерно такие показания (по вполне понятным причинам указывать людей, кому конкретно принадлежат эти показания, не будем - возможно, их дети, внуки до сих пор живут в селе...):

"Мироваевых Александра и Алексея я в действительности знаю с 8-летнего возраста, кои являются арендаторами земельных залежных участков, эксплуататорами наемной рабочей силы крестьян-бедняков, лесопромышленниками, причем когда приходили за деньгами, Мироваевы крестьян избивали и выгоняли из двора.

Так, я помню случай избиения Такмакова Владимира, Зайцеву Анну и прочих крестьян.

Точно так же Мироваевы за данные ими взаймы хлеба у крестьян отнимали земли для засева.

Отец Мироваевых выражал недовольство советской властью.

Во время восстания в Чутееве бежавшие организаторы восстания Хафизов и Фхретдинов в действительности скрывались у Мироваева Алексея, откуда они уехали на ст. Канаш.

Во время проведения кампании по хлебозаготовке Мироваев Алексей совместно с Константиновым Ильей приезжали сильно пьяные на лошади ко мне на дом с целью поимки и отомщения секретарю партячейки Горшкову, коего к этому времени у меня не было.

При переходе на коллективизацию Мироваевы со всеми членами семьи запугивали наши семейства в связи с переходом на колхоз...".

"...Мироваевых Алексея и Александра я знаю как лесопромышленников, принимавших в залог земельные участки.

Я сам сдавал свою землю Александру под залог в 6 пудов хлеба. Когда я привез отдавать ему заимствованный мною у него хлеб, то меня намеревался избить Мироваев Александр за то, что привезенный мною хлеб оказался недоброкачественным.

Мироваеву закладывали земли Евсеев Гавриил, Васильев Константин и прочие...".

"...Меня лично Мироваевы на пасхе ныне в 1929 году ни за что избили на улице, говоря, что они из-за нас, бедняков, облагаются налогами, о чем я возбудил дело по суду через сельсовет...".

5 марта 1930 г. Рахимов допросил Тимофеева Никанора:

"В подтверждение акта от декабря месяца 1929 г. поясняю: я лично совместно с тов. Закировым, бригадиром Бадретдиновым в селе Ст. Тябердино проводили кампанию по сплошной коллективизации. Во время созыва на этот счет общего собрания крестьян на последнем было выявлено: случай группировки крестьян по инициативе Костеева и Мироваева Гордея - на собрании, переходя из угла в угол, вели подготовку против организации колхоза... Емельянов Андрей, исключенный из членов ВЛКСМ за хулиганство, также будучи на собрании, сшибал руки тех крестьян, кои голосовали за коллектив, уговаривал окружающих прежде чем приступить к голосованию. Братья Константиновы, как мне известно, кулаки и в настоящее время эксплуататоры бедняков, вели подготовку против коллектива через подготовленную группу бедняков. Активными соучастниками Константиновых являлись Мироваевы Александр и Алексей. Переименованные лица со времени моей службы с 1925 г. во всех случаях проведения кампании противоречили мероприятиям, проводящимся в жизнь".

В это время, пока Рахимов допрашивал свидетелей, сельсоветчики строчили характеристики на "кулаков", а также справки об их имущественном положении. Все они написаны 3 и 4 марта 1930 г.

Допросив свидетелей, собрав все необходимые справки и характеристики, Рахимов вернулся в районный центр, где, рассмотрев полученные материалы, 8 марта 1930 г. возбудил уголовное дело по ч. 10 ст. 58 УК РСФСР, фигуранты которого:

- КОСТЕЕВ Илларион Степанович, 1880 г.р., жена, 2-е детей, малограмотный, кряшен, с 1915 по 1917 участвовал в империалистической войне, не судился;

- МИРОВАЕВ Александр Павлович, 1898 г.р. (в других документах встречается 1895 год рождения), крестьянин, вышесередняк, жена, сын 9 лет, 4 лет и 2 лет, малограмотный, кряшен, беспартийный, 6 месяцев служил в царской армии, с декабря 1918 г. по 1921 г. служил в Красной Армии, не судился;

- МИРОВАЕВ Алексей Романович, 1864 г.р., крестьянин-вышесередняк, жена, сын Иван 1905, сын Кузьма 1909, дочь Прасковия 1914, хлебопашец, образования не имеет, кряшен, беспартийный, судился, приговорен к штрафу 150 рублей за кражу овец;

- КОНСТАНТИНОВ Илья, 1881 г.р., кулак, жена 48 лет, Иван 1909, Роман 1907, Алексей 1913, Петр 1916, Григорий 1919, Нина 1922, Василий 1924, итого 11 человек, кряшен, до 1917 г. участвовал в империалистической войне, не судился;

- КОНСТАНТИНОВ Андрей, 1886 г.р., крестьянин-середняк, жена 43 лет, Галина 17 лет, Александр 15 лет и Иван 13 лет, неграмотный, кряшен, не судился;

- ЯКИМОВ Павел Якимович, 1890 г.р., крестьянин, середняк, женат, 3-е детей, малограмотный, кряшен, в 1917-1920 гг. был в плену (где - не указано), не судился;

- ЕМЕЛЬЯНОВ он же СОЛОМЕЦКИЙ Андрей, 1906 г. р, холост, мать, брат, малограмотный, кряшен;

- КАЗАКОВ Евсей.

Об этом им было объявлено под роспись, а мерой пресечения избрано содержание в Казпересдомзаке (Казанский пересыльный дом заключенных).

В тот же день, 8 марта 1930 г., подозреваемые были арестованы, за исключением Соломецкого (Емельянова) Андрея (9 марта 1930 г. в отношении него вынесли постановление об избрании меры пресечения в виде подписки о невыезде) и Казакова Евсея (еще 3 марта он бежал из села). Рахимов вынес постановление об объявлении его в розыск, заставив председателя сельсовета Трофимова написать т.н. "фотографию" Казакова.

ФОТОГРАФИЯ

Казакова Евсея Алексеевича, гр. с. Ст. Тябердино, находится в бегах с 3.3.30 г. и по сие время. Родился в 1864 году.Рост средний, коренастый, походка на широкий шаг, полусогнутый (горбатый). Волосы русые, лицо широкое, в морщинах, глаза косые и больные трахомой. Голос в разговоре сиплый. При встрече с человеком в глаза и лицо человека смотреть не может. Разговор не обыкновенный, а иронический акцент. По-русски знает слабо, говорит больше по-чувашски, а родной язык кряшен (татар). Одет в шубу черной дубки и черные новые валенки, на голове шапка по типу крымских татар.

Сфотографировал ТРОФИМОВ

9 марта 1930 г. в течение одного дня Рахимов допросил арестованных. Все они без исключения категорически отвергли обвинения в антисоветской деятельности, ни в чем виновными себя не признали.

Так, Мироваев А.Р. на допросе заявил:

"В предъявленном мне обвинении, выразившемся в распространении мною совместно с Константиновыми, Костеевым, Якимовым, Казаковым и Саламецким агитации с целью низвержения колхоза и других мероприятий, себя виновным не признаю.

С переименованными лицами агитации не распространяли, созывы не созывали,

Саламецкого с Якимовым обходить дворы не посылали.

Рубкой леса я в действительности занимался и приходилось нанимать наемную силу.

Краденые вещи от шакуровцев не принимал и сам с ними какого-либо участия не принимал.

Имеющиеся в части меня показания считаю неправильными, на собраниях я лично не участвовал.

Ныне я ликвидирован, сыновья где-то в городе.

Более показаний не имею».

Мироваев Александр также не признал предъявленного ему обвинения:

"В предъявленном мне обвинении, выразившемся в распространении мною агитации вопреки мероприятиям советской власти, в срыве собрания о коллективизации, в участии на нелегальных совещаниях и в подсылке на собрания бедняков с целью разузнать что там происходит Соломецкого с Якимовым себя виновным не признаю и могу пояснить следующее: братьев Константиновых, Якимова, Соломецкого, Казакова и Костеева в действительности знаю, из коих Костеев приходится мне родственником по моей жене. С ними я что-либо общего не имел и не имею, и на каких-либо скрытых собраниях не бывал.

Соломецкого с Казаковым я не напаивал, на собрания таковых не подсылал и писать заявления крестьянам об отказе от колхоза не подучал.

В действительности я занимался рубкой лесов, на что нанимал рабочую силу.

Также я осужден к денежному штрафу за несдачу хлебного излишка. Дезертирством не занимался, документы с целью увеличения своего возраста, дабы не быть в дальнейшем на службе, не подделывал. Имеющиеся в части меня показания считаю неправильными.

Более показать не имею, к сему подписуюсь».

На следующий день, 10 марта 1930 г., Рахимов вынес постановление об окончании следствия по делу (стиль и орфография оргинала сохранены):

УТВЕРЖДАЮ

НАЧ. ГПУ ТР (подпись отсутствует) /КАНДЫБИН/

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

1930 года марта 10 дня я, сотрудник Уполномоченного ГПУ по Б.-Кайбицкому району РАХИМОВ, разсмотрев сего числа следств. дело N ....(номер дела не указан) по обвинению граждан: Костеева Иллариона Степановича, Мироваева Ал-ра Павловича, Мироваева Алексея Романовича, Константинова Ильи, Константинова Андрея, Якимова Павла Якимовича, Емельянова он же Соломецкого Андрея, и Казакова Евсея по ст. 58 ч. 10 УК,

НАШЕЛ:

Что по данному делу следствия закончено, и не каких обстоятельств требующих проверки по делу не требуется, а потому руководствуясь ст. 207 УПК

ПОСТАНОВИЛ:

объявить обвиняемым Костнееву, Мироваеву Ал-ру, Мироваеву Алексею, Константинову Ильи, Константинову Андрею, Якимову Павлу, Емельянову он же Соломецкому Андрею, и Козакову Евсею об окончании по делу следствия, с разъяснением их прав.

Сотрудник Уполномоченного ГПУ

по Б.- Кайбицкому району роспись /РАХИМОВ/

СОГЛАСЕН:

Уполномоченный ГПУ

по Б.-Кайбицкому району роспись /ТУХВАТУЛЛИН/

Несмотря на это 13-14 марта 1930 г. Рахимов дополнительно допросил 8 свидетелей-сельчан, которые, по большому счету, ничего нового к имеющимся материалам и обстоятельствам дела не добавили.

16 марта 1930 года в ГПУ вынесли ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ:

«…Село Старое Тябердино объединяет 265 хозяйств из 1396 душ при наличии бывших лесопромышленников, землевладельцев, участников Чувашского восстания, укрывателей Шакуровской банды, пользуясь культурной отсталостью крестьян-бедняков и середняков. Со времени Октябрьской революции указанные выше обвиняемые, будучи классово связанные между собою в организованном порядке, вели активную борьбу с местной беднотой, издеваясь над последними, не выплачивая за эксплуатированный их труд причитающейся им зарплаты, насильно отнимая и засевая их земельные участки, вместе с тем не допуская бедняков к помолке зерна на мельницу, поскольку таковые были в руках кулачества. Особенную активность проявили обвиняемые в последнее время в связи с реорганизацией сельского хозяйства и переустройством такового на сплошную коллективизацию, что безусловно послужило решительным ударом партии и правительства по кулачеству и контрреволюционному элементу.

Произведенным расследованием установлено следующее.

Братья Мироваевы Алексей и Александр помимо того, что брали земли под залог, занимались насильным засевом бедняцких земель, как это имело место с бедняком Евсеевым Гавриилом и Михайловым Михаилом. Эксплуатировали на лесообработке до 50 человек наемной силы батраков, а в случае требования об уплате зарплаты таковых избивали, как это подтверждается показанием свидетеля Кротова Федора, а также случаи избиения Мироваевыми беднячки Зайцевой Анны и бедняка Топмакова Владимира. Ныне на пасхе 1929 года братья Мироваевы ни за что избили на улице бедняка Урмаева Степана, говоря, что они, кулаки, всецело облагаются налогами из-за них, бедняков. Группируя вокруг себя несознательных крестьян, агитировали бедноту о том, что в связи с переходом на колхоз будет конец всего мира…

Костеев Илларион – бывший кулак, арендатор больших участков земель, эксплуататор наемной силы, насильно засевающий бедняцкие земли, например случай отнятия земли у батрака Евграфова Василия, будучи руководителем группы евангелистов, состоял в данной группе и активно агитировал крестьян о невступлении в колхоз. При этом Костеев имеет судимость за несдачу хлебного излишка и конфискованной лошади…».

И далее в том же духе в отношении остальных обвиняемых…

21.03.1930 г. Рахимов вынес постановление о том, что в действиях Якимова и Емельянова усматриватриваются лишь признаки "озорных действий", т.е. хулиганство ("заключающихся в сшибании рук голосующих крестьян во время проведения собрания, этим самым в создании паники"), что подпадает под признаки преступления, предусмотренного ст. 74 УК. В связи с этим материалы дела в части Якимова и Емельянова выделены и направлены помощнику прокурора Кайбицкого района TАССP на предмет возбуждения в отношении них уголовного дела по ст. 74 УК. С выводом Рахимова согласился пом. прокурора АИТОВ, который в постановление собственноручно вписал: "Кроме изложенного нужно добавить, что обвиняемый Емельянов является бедняком, а Якимов - середняком, что они избирательных прав не лишены. Учитывая это, они не могут быть привлечены по ст. 58-11 УК, а в их действиях налицо признаки уголовно наказуемого деяния, предусмотренного ст. 74 УК".

После этого уполномоченным ГПУ TP вынесено постановление от 21.03.1930 г. о том, что братья Мироваевы, братья Константиновы, Казаков Евсей и Костеев Илларион "вполне изобличаются в преступлении, предусмотренном ст. 58-11 ч. 1 УК (хотя в обвинительном заключении они обвинялись по ст. 58-10 УК...), а посему ПОСТАНОВИЛ: с обвинительным заключением Уполномоченного ГПУ по Б.-Кайбицкому району согласиться и дело передать на рассмотрение Судебной Тройки ГПУ TP".

ПРОТОКОЛ № 76

Судебного заседания Тройки ГПУ ТАССР

от 01 апреля 1930 г.,

согласно которому по ст. 58-11 УК:

- Костеева Иллариона - заключить в концлагерь на 8 лет;

- Константинова Илью - заключить в концлагерь на 5 лет;

- Константинова Андрея - заключить в концлагерь на 5 лет;

- Мироваева Александра - заключить в концлагерь на 5 лет;

- Казакова Евсея - выслать в Северный край в порядке выселения лиц, приравненных ко второй категории;

- Мироваева Алексея - выслать в Северный край в порядке выселения лиц, приравненных ко второй категории.

В эти же дни Б.-Кайбицкий райисполком принял решение о раскулачивании и выселении в административном порядке на спецпоселение семей осужденных, в частности - семей Костеева, Константиновых и Мироваева Алексея.

У Мироваева Алексея семья была достаточно большая (6 детей), однако взрослые дети были уже «отделены» - имели свои семьи, хозяйства и жили отдельно. На момент ареста вместе с отцом в одном доме проживали Иван, 1905 г.р. с семьей (Иван тоже был женат, имел годовалого сынишку Ваньку и готовился отделиться от отца. Но не успел…) и Прасковья, 1914 г.р.

О том, что предстоит выселение, Иван узнал заранее. Об этом его по секрету предупредил его товарищ - секретарь сельсовета Сергей ШУСТРАКОВ! Не все так просто было «в Датском королевстве» - мир не без добрых людей!

Шустраков предложил Ивану срочно переселиться в новый, недавно купленный дом и «пустить дым из трубы» - и тогда Иван с семьей тоже будет считаться «отделенным», выселять его не будут, а в кулацкую ссылку отправят только … 15-летнюю Прасковью!

Вот он, момент истины! Решайся, Иван!

И Иван решился… Чтобы не обрекать свою семью на мучения, он отправил молодую жену и сына к теще в соседнее село в Чувашии, а сам скрылся и обретался неподалеку в лесу на пасеке одного своего знакомого. Но однажды он вышел из своего укрытия – товарищ женился, пригласил на свадьбу на гармошке поиграть… Сельсоветчики об этом прознали – а-а-а, значит, не совсем сбежал из села, значит рядом где-то прячется! И вскоре Иван получил от них «ультиматум» – выходи сам по добру, а не то сестра твоя Прасковья одна в Сибирь поедет!

И Иван вышел…

Не было уже у него ни дома, ни хозяйства – ни-че-го… Все конфисковали и передали колхозу… В чем были, в том и погрузили их сельсоветчики на подводы ранним апрельским утром 1930 года, чтобы везти на сборный пункт на станцию Канаш. И как в издевку впрягли в их телегу конфискованного мироваевского рысака, на котором Иван в Кайбицах на сабантуях во время скачек не раз брал первые призы. Дали на дорогу мешок муки, мешок крупы да 300 рублей денег из 500 конфискованных… Все село собралось провожать. Местные комсомольцы с винтовками наперевес - у подводы, никого не подпускают. Понурив головы, мужики-односельчане стоят поодаль, а плачущие бабы все же подбегают, суют в руки узелки со съестным да какие-то жалкие копейки… А Иван напоследок взял гармошку да начал играть на прощание развеселые татарские наигрыши. Не верилось ему, что прощаются навсегда! Уверен был, что это какая-то чудовищная ошибка, что вскоре они все же вернутся! Не мог он тогда знать, что суждено ему впервые приехать из ссылки в родное село только через 30 лет…

По дороге конвоир-комсомолец пригрелся на солнышке, задремал. Иван взял его винтовку да и припрятал под колодой у приметного колодца. Когда приехали на станцию, комсомолец спохватился, расплакался:

- Иван, отдай винтовку…

- Винтовку? Мы вам что, преступники, что вы нас под конвоем везете? Не с тобой ли мы на одной улице выросли, в поле работали, сено косили, в ночное ходили?! А сейчас ты, ну надо же – комсомо-о-о-л… Дать бы тебе прикладом той винтовки по твоей пустой голове, да грех на душу брать не хочу. Под колодой ее найдешь, у колодца.

1 мая 1930 года выселенных отправили пароходом в Пермь, а там погрузили в «скотские» вагоны, наскоро оборудованные нарами – и поезд со спецпоселенцами тронулся на восток. По дороге кормили баландой, во время коротких остановок кипяток давали, но из вагонов не выпускали. По нужде ходили тут же, в вагоне - в углу в полу прорубили дырку, занавесили тряпкой… В Иркутске устроили баню: вывели под охраной и загнали всех в одну парную – и мужчин, и женщин…

Вот и Байкал проехали, и Улан-Удэ, и Читу. За окном промелькнули станции Сковородино, Магдагачи, Тыгда, а поезд все идет и идет на восток. Под мерный стук колес о многом думалось Ивану в эти дни. Воспоминания о прошлой жизни мелькали в голове, как таежные сосны за зарешеченным окошечком «скотского» вагона. Куда везут? Зачем? Почему? И главное – за что?!

Много десятилетий спустя, рассказывая о пережитом, он все так же восклицал: «За что?!» Ни тогда, ни через десятилетия не нашел и не услышал Иван Мироваев ответа на этот казалось бы простой вопрос, мучивший его до гробовой доски…

Километров через 20 после небольшой станции Тыгда (сейчас это Амурская область) «кулацкий» состав пошел под откос – часть вагонов сошла с рельсов и перевернулась. Десятки раздавленных, истерзанных тел, руки-ноги-кости-внутренности-кровь… Но судьба хранила Ивана с Прасковьей – они оказались в крайнем вагоне, который удержался на рельсах и не скатился под откос. Погибших похоронили в братской могиле тут же, у насыпи. Сколько таких безымянных холмов и холмиков вдоль всей Транссибирской магистрали!? Несть им числа…

Оставшихся в живых загрузили в новый состав, и вскоре поезд прибыл на станцию Суражевка близ города Свободного (сейчас это городской микрорайон). Через сутки спецпоселенцев погрузили на баржу, и она медленно потянулась вверх по реке Зея. Вот и одноименный городок Зея. Не думал тогда 25-летний Иван, конечно же не думал о том, что именно в этом городке через 65 лет упокоится его душа, а тело навсегда ляжет в вечную мерзлоту этого сурового таежного края… А баржа ползла и ползла дальше, в верховья реки Зея.

Причалили у пустынного, поросшего сосняком берега – прииск Уган. Разгрузились. Несколько бараков да тайга вокруг. Хотите жить? Пилите деревья, стройте землянки! Закипела работа, начали валить деревья. Строили из расчета - одна землянка на 2-3 семьи. Иван с Прасковьей ручной пилой пилили бревна на доски. А поодаль – стрелки-охранники, зейские комсомольцы. И комендант прииска. Все как положено – кулацкий спецпоселок. Мало ли что можно ожидать от этих вражин!

Кормежка – по норме: 8 кг муки в месяц рабочему, 4 кг – иждивенцу. Хлеба нет. В лесу собирали грибы, отваривали, добавляли муку – болтушка. Вот и вся еда. Начался голод, люди стали умирать. Помощи ждать неоткуда. Комендант мер не принимает. Что делать? Надо жаловаться. Но куда? Кому? Как?! Снарядили для этой цели Ивана – иди в Зею, расскажи начальству, что голодом нас здесь морят. Как добрался по тайге до Зеи – лишь Богу да Ивану известно. Но добрался, и рассказал все. Выслушали, пообещали разобраться.

Прошло лето, наступил сентябрь. На берегу Зеи – приисковая школа-четырехлетка. Наступают холода, надо отапливаться. Ивана с Прасковьей отрядили на заготовку дров для школы. Появилась картошка, а хлеба все не дают. Голодно.

Через два месяца, в ноябре 1930 года, Ивана с Прасковьей перевели в Зею. Там они и встретились с высланным отцом – Мироваевым Алексеем Романовичем, который незадолго до этого прибыл туда на спецпоселение. Он успел припасти крупы, картошки, хлеба – хоть отъелись у него немного. А еще через месяц – снова в дорогу, в соседний Тыгдинский район.

Довезли до поселочка Кострома, что на полпути из Зеи в Тыгду (так себе местечко, 3-4 домика (еще в 70-х там теплилась жизнь, даже столовая была, и рейсовый автобус «Тыгда-Зея» обязательно там делал остановку. Ох и вкусные ж были котлеты из лосятины!). А оттуда на лошадях – на север, километров на 10 вглубь тайги, до прииска Пионер. Там переночевали, а поутру – еще дальше, на прииск Алкаган, что в 7 км от Пионера.

На Алкагане – несколько бараков, в которых жили выселенные незадолго перед их приездом китайцы. В одном бараке – 4 семьи, 14 человек, одни нары вокруг. Но снабжение – получше: 16 кг муки на месяц рабочему, 8 – иждивенцу. Крупы, сахар, масло и другие продукты – тоже по норме. Но деньги не платили (их позже стали давать, года через 2-3). Кое-как наладили быт, обзавелись коровой - и стало полегче.

Шесть с половиной лет прожили Мироваевы на прииске Алкаган (сейчас на этом месте нет ничего, бурьян да лес кругом). Иван работал забойщиком. Хорошо работал, старательно. И если первое время жили надеждой, что вскоре все образуется и они вернутся на свою родину, то через пару лет эта призрачная надежда растаяла. А Ивану уже под 30 лет. Надо как-то жить дальше. Обстоятельства и молодость взяли свое – приглянулась Ивану 20-летняя алтайская хохлушка Фрося. Ее с родителями тоже выселили на Алкаган с Алтая в 1930 году. И стали они в 1935-36 году жить вместе…

Неподалеку от Алкагана, километрах в 15-ти, разведали новое золотое месторождение. И начальство приняло решение – быть там прииску. В конце апреля 1937 года первые поселенцы разбили там свои палатки, и назвали новый прииск - Апрельский.

27 апреля у Ивана с Ефросиньей родилась дочка Вера. А 3 мая они уже собирались в путь-дорогу. Погрузили на подводы нехитрый скарб, пилы, топоры, и отправились на новое место. А место то – тайга да голая марь. Поставили палатки. Начали валить лес да строить общежитие. В августе срубили первые домики – один на 2 семьи. Нанимали плотников. За 30 рублей золотом они рубили сруб, а остальное – сами доделывали. Через несколько месяцев заработала дизельная электростанция, появился свет. После работы раскорчевывали участки земли под огороды, и уже весной 1938 посадили картошку. Таким образом, к 1938 году на прииске Апрельском фактически оформился «кулацкий» спецпоселок со всеми присущими ему атрибутами – комендантом, режимом и штрафным изолятором для нарушителей режима. На содержание коменданта и прочего административного аппарата с каждого спецпоселенца удерживали 20% заработка, через 7 лет – 15%, еще через 7 – 10%. Через несколько лет в поселке открылись школа, клуб, магазин, столовая, хлебопекарня. Иван все эти годы был забойщиком. Бригада – 150 человек, звено – 4: двое забойщиков в земле, в шурфе, на глубине 8-12 метров, двое – наверху на воротке. На кострах накаляли камни и на воротке спускали в забой. Горячие камни укладывали на золотоносный песок (вечная мерзлота же!), и к утру оттаявшую породу поднимали наверх, буторили, промывали, извлекая крупинки драгоценного металла. Рабочий день – 8 часов. Начинали в 8 утра, с 12 до 13 обед, и до 17. Хорошо работал звеньевой Иван Мироваев. Много лет подряд его звено было передовым. Но радости и полноты жизни не ощущали: отсутствие паспортов, несвобода в выборе места жительства и передвижения, подневольный труд, комендатура, где обязаны были еженедельно отмечаться – все напоминало о статусе спецпоселенца, лишенного элементарных гражданских прав.

Лишь в 1942 году, когда немец прижал Красную Армию к Волге, Родина-мать и «отец родной» вспомнили о тысячах своих «неполноценных» детей. Даже оружие им решили доверить! Несколько дней военной подготовки с деревянными винтовками («бей-коли»!) - и отправка на фронт. Ивана тоже должны были мобилизовать. И лежать бы ему сейчас где-нибудь «подо Ржевом, в безымянном болоте», да вмешался в его судьбу случай в лице норовистого жеребца. За день перед отправкой на фронт убирался Иван в конюшне и уронил кнут у хвоста того жеребца. Наклонился поднять – и получил в голову страшный удар кованым копытом. Потом два месяца в больнице в Тыгде, и на фронт его уже не призвали – Родине было нужно золото!

В 1944 году, так и не дождавшись освобождения из кулацкой ссылки, отец Ивана и Прасковьи – Мироваев Алексей Романович – умер в спецпоселке на прииске Апрельском.

Статус спецпоселенцев с них сняли в 1947 году и перевели в категорию «свободных» рабочих. Ликвидировали комендатуру. А в 1948-м выдали паспорта. Однако все это никак не изменило их жизни и положения: вплоть до середины 50-х расчет по месту работы не давали, выезд из мест поселения не разрешали. Запуганные двумя десятилетиями подневольной жизни, они по-прежнему боялись, не знали своих прав и как их отстоять. Выезд разрешили лишь в 1960-м. И сразу же 200 человек уехали с прииска – кто на свою Родину, кто в райцентр, кто в города. Иван тоже порывался вернуться в Старое Тябердино, но 30 лет ссылки сделали свое дело – не смог он оставить семью, 4-х дочек…

Позднее он неоднократно приезжал в Старое Тябердино - и один, и с женой Ефросиньей. И с первой женой своей встречался, и с сыном Ванькой… Лишь сейчас, будучи взрослым семейным человеком, я приблизительно могу представить, что же творилось у мужика в душе!

В 1962 году прокуратура Татарской АССР рассмотрела уголовное дело № 869 в порядке надзора и 11.09.1962 г. внесла в Президиум Верховного суда ТАССР протест, в котором, в частности, констатируется:

«По постановлению Тройки ГПУ Татарской АССР от 1 апреля 1930 года по ст. 58-11 УК РСФСР без указания конкретного преступления, предусмотренного в главе «Преступления государственные») заключены в концлагерь:

- Костеев Илларион – сроком на 8 лет;

- Мироваев Александр, Константинов Илья, Константинов Андрей – сроком на 5 лет;

- Мироваев Алексей, Казаков Евсей – высланы в Северный край по второй категории без указания срока.

Как это видно из обвинительного заключения, все арестованные обвинялись в том, что они, сгруппировавшись в контрреволюционную группу, … «созывая собеседования у себя на домах, спаивая бедняков и крестьян, разрабатывали план…разложить колхоз путем выхода из него бедняков и середняков».

Допрошенные по существу арестованные виновными себя не признали в предъявленном обвинении и заявили, что они ни в какую преступную группировку не входили, антисоветской агитации не вели (по конкретным фактам они не были даже допрошены, а Казаков Евсей вообще не допрошен).

В ходе предварительного расследования по делу было допрошено 25 человек свидетелей, ни один из которых не подтвердил о том, что арестованные были организованы в антисоветскую группировку, не приведя ни одного конкретного случая их антигосударственной деятельности.

Общие, не подтвержденные объективно другими доказательствами, показания свидетелей не могут быть положены в основу для признания виновными Мироваевых и др. в совершении государственного преступления.

Не случайно поэтому в постановлении о привлечении в качестве обвиняемых, а также в обвинительном заключении не приводится ни одного факта об антисоветской деятельности обвиняемых, а указывается их прошлая деятельность в годы революционных событий и их социальное прошлое. Подобные же действия Якимова и Емельянова следственные органы квалифицировали как хулиганство и они из-под стражи были освобождены.

Постановлением Президиума Верховного суда ТАССР от 29 октября 1959 года уголовное дело за 1937 год в отношении Мироваева Александра Павловича производством прекращено.

Усматривая, что упомянутые выше лица были привлечены к уголовной ответственности необоснованно, руководствуясь ст. 371 УПК РСФСР,

ПРОШУ:

Постановление Тройки ГПУ Татарской АССР от 1 апреля 1930 года в отношении Казакова Евсея, Мироваева Алексея, Константинова Андрея, Константинова Ильи, Мироваева Александра, Костеева Иллариона отменить, дело производством прекратить по п. 2 ст. 5 УПК РСФСР – за отсутствием состава преступления».

04.10.1962 г. Президиум Верховного суда ТАССР вынес ПОСТАНОВЛЕНИЕ, согласно которому постановление Тройки ГПУ ТАССР от 1 апреля 1930 г. в отношении Казакова Евсея, Мироваева Алексея, Константинова Андрея, Константинова Ильи, Мироваева Александра, Костеева Иллариона отменено, дело производством прекращено по п. 2 ст. 5 УПК РСФСР – ЗА ОТСУТСТВИЕМ СОСТАВА ПРЕСТУПЛЕНИЯ. Все проходившие по делу лица были полностью реабилитированы. Но о том, что справедливость восторжествовала, многие из репрессированных "кулаков" так и не узнали...

Всю оставшуюся жизнь Иван и Прасковья Мироваевы прожили в бывшем кулацком спецпоселке на прииске Апрельском. А в 1992-1993 году малограмотного Ивана (лишь одну зиму он отучился в сельской школе в Старом Тябердино) вдруг потянуло к перу. На нескольких страничках школьной тетрадки в линеечку он как сумел описал всю свою нелегкую жизнь, и, подводя итог, твердо вывел: «Мы были рабы». Эту тетрадку я теперь храню как самую дорогую реликвию…

Иван Мироваев умер 19 декабря 1995 г. в г. Зея Амурской области, Прасковья – в 1999 г. на прииске Апрельском. Незадолго перед концом их трудной жизни, исковерканной "славной властью Советов", они все же получили справки о реабилитации (Иван - за 8 месяцев до смерти).

Справки, но не извинения... А нужны ли им были какие-то и чьи-то извинения? Думаю, что нет. Потому что ТАКОЕ - не прощается. И не забывается...

Правнук.

Источник: архивное следственное дело № 869, архив УФСБ РФ по РТ.