Малевич Ядвига Викентьевна (1925)

Формуляр отредактирован пользователем, данные не подтверждены документально и нуждаются в проверке.

Фотография из БД Красноярского общества "Мемориал"
  • Дата рождения: 6 августа 1925 г.
  • Место рождения: Польша, город Варшава
  • Пол: женщина
  • Национальность: Полька
  • Социальное происхождение: из служащих
  • Образование: среднее
  • Профессия / место работы: Буфетчица
  • Место проживания: Брестская обл., Барановичский/Новомышский р-н, Барановичи, Тартачная 5

  • Дата ареста: 25 мая 1945 г.
  • Обвинение: 58, п. 1а УК РСФСР - агент гестапо
  • Осуждение: 4 июня 1945 г.
  • Осудивший орган: Военный Трибунал
  • Приговор: 10 лет ИТЛ, 3 года п/п, конфискация имущества, отбыв.: г.Норильск, освоб. 19.11.1955
  • Место отбывания: Норильлаг
  • Дата освобождения: 1955 г.
  • Дата реабилитации: 30 марта 1957 г.
  • Реабилитирующий орган: Военный Трибунал Прикарпатского ВО

  • Архивное дело: УКГБ Брестской обл. - 2984-С
  • Источники данных: БД "Жертвы политического террора в СССР"; Белорусский "Мемориал"; БД Красноярского общества "Мемориал"
  • Примечание: 06.08.1925 г.р. Отец-инженер, мать-домохозяйка. Детство в Варшаве и в д. Деревная Брестской обл. В сентябре 1939 при разделе Польши переехали в Барановичи. Отцу в 1939 предъявили ордер на ссылку в Сибирь с семьей. Отец не выдержал, умер от разрыва сердца прямо за письменным столом. Ссылку отменили. Попала в оккупацию.

Биография

Род. 06.08.1925 в Варшаве. Полька. В 1939 при разделе Польши семья переехала в Барановичи. Отцу в 1939 предъявили ордер на ссылку в Сибирь с семьей. Отец не выдержал, умер от разрыва сердца прямо за письменным столом. Ссылку отменили. Попала в оккупацию. 25.05.1945 арестована в Барановичах по доносу соседей. 04.06.1945 ВТ приговорена к расстрелу по ст. 58-1а УК РСФСР, замененному на 10 лет ИТЛ. Срок отбывала в Норильлаге, куда прибыла в сентябре 1945. Три месяца жили в палатках в Дудинке, строили бараки. Переведена в Горлаг, работала бригадиром. Освобождена в 1955. 30.03.1957 ВТ Прикарпатского ВО реабилитирована. Вышла после освобождения замуж за охранника. Осталась в Норильске, с 1955 проработала 32 года на медном заводе. http://www.memorial.krsk.ru/martirol/mal_malk.htm

Воспоминания

Ядвига Малевич. Воспоминания

(расшифровка беседы)

Сделали заявку, чтоб мы собирались, 24 часа на сборы. Бегали, ну что ж берите все, что необходимо и мама начала нас одевать. Нас было трое: сестра, брат, я, ну и отец, мама. Отец как зашел в свой кабинет сел и за стол, и мы так собирались, бегали, в 5 часов утра приехали – это НКВД, нас уже увозить. Мы вышли на улицу до отца, а отец уже мертвый, он не выдержал этого всего, за столом так и умер – сердце у него отказало при аресте. И тогда посмотрели, что самый главный умер, нам написали, что эта семья не принадлежит ссылке. Ну и у нас сразу квартиру отняли, все отняли. Так мы и муталися, все отняли у нас, все забрали. Мы осталися, мне пришлось в таком маленьком возрасте идти работать. Пошла я работать на вокзал официанткой, не понимала языка русского, мне было безразлично, что водка, что селедка.

Я сама по себе стала изучать русский язык, взяла азбуку изучила русскую и начала составлять слова, а слова составлю, а сама не понимаю, что я составила, но со временем так и изучила русский язык. Потом так мы и перебивалися. В 41-м году война началась и сразу, быстро, быстро заняли нас фашисты, немцы оккупировали. Считайте в воскресенье война началась, а в среду немцы были у нас и так оно и пошло, оккупация 4 года. Тяжело мы перенесли конечно, еды у нас не было.

-Не пытались дом вернуть?

Где там, а там опять мы жили отдельно, а поселили уже, эти ушли русские, а поселился там офицер немецкий, интересный такой, дом то хороший. Ну правда нам комнатку выделили и мы жили в квартире. И оказывается он очень хорошо к нам относился, он в черной одежде ходил и повязка на рукаве – СД. Питания у нас не было, я бежала как раз, опилок люди все брали, натаскала 4 мешка опилок и вот эти опилки мы сушили, толкли в ступе, он просто как увидел.., было тяжело нам конечно. И мне уже пришлось, я немецкий язык знала, изучала, пришлось идти опять на работу, потому что у меня сестра, похожа на жидовку, такая черненькая, волнистые волосы, как выйдет где-нибудь - юда и все тут. Пошла работать к немцам, я пошла в госпиталь пересылочная база. Немцев с фронта везли, ну и там 1-2 побудут и дальше их увозили, пришла, язык-то знаю, очень обрадовались, пришлось мне там трудиться очень, ну что же взять ничего не возьмешь, у немцев вообще ничего не возьмешь.

Это все в Барановичах. Я вижу, на кухню пошла, а там немец, повар такой, Иоганц, до сих пор помню, разреши я хоть картошку вам помогу почистить, а он говорит: пожалуйста. Я начала чистить картошку, лужповины собираю, думаю, хоть отнесу домой, хоть суп сварю, а он говорит, что ты делаешь, а я говорю, забираю, хочу суп сварить, я ему объяснила с чего суп варим, собирали всякую зелень, та уже и зелени-то не было. Смотрю слезы у него, так он мне картошечки положил и хлеба, там сухого было много, они же не ели больные. Я же ему говорю: меня не пропустят, а он: сейчас напишу за хорошую работу тебе дали, вот так мы и проживали. Все трудилась, а потом, в 44-м опять русские уже освободили нас-то, мы немножко так прожили, доставали питание, доставали как могли, тоже было плохо очень. А уже когда война кончилась в 45-м году, все так веселятся, а нам-то что веселиться, нам нечего было. И вот 9 день Победы, а 25 меня арестовали, прямо из дома забрали, пришли, забрали и увезли в Брест в тюрьму. Ничего не дали не одеться, ничего, а оказывается соседка через 3 дома, Кондрашова, гадость написала, она думала, что себя выгородить, потому что ее сын был полицаем, дочка тоже поведения плохого была, ей надо было кого-то подставить, чтоб себя выгородить. В конце концов, там допросы были сильные, избивали очень, обзывали всяко разно, а я была девчонкой еще, поведение у меня всегда хорошее. Отказалась еду есть, голодовку объявила. Вызывайте, говорю, мне прокурора или ведите меня к врачу, как вы смеете меня обзывать, если я человек достоинства.

Мне было тогда 19. Они повели меня к врачу, врач проверила, а я девчонкой еще была. Сменили следователя, дали пожилого мужчину, он хорошо так относился, все дочкой меня звал. В конце концов все просил, чтоб я подписала, что они мне, они сами писали всякую гадость. Ну я все равно не подписала. Хоть и не подписала ничего, а меня все равно осудили, я там пробыла месяца 3, в одиночке была я месяц, на допросе, а потом меня уже в камеру общую посадили, но уже через 3 месяца меня повели уже на суд, там военный трибунал сидел. Начали мен быстро…очень красиво говорят, умеют. Сразу мне приговор сделали – расстрел, но я думаю, Господи, хоть бы все побыстрей это все, хоть бы расстреляли. Уже я готова была на расстрел. Человек быстро перестраивается. Но тянут время, тянут минут 20, я уже почти не видела, не помню и слышу, что мне зачитывают, что расстрел заменили 10-ю годами исправительно-трудовых лагерей Норильска. И вот через 3 дня в этапе по теплушке, где коров, лошадей возят, вот в таких нас везли.

Уже этап был готов был, там очень много военных было, прямо с фронта, воевали, воевали, офицеров много было. Нас девчонок где-то 12 было, а это все военные и мы так ехали, едем, едем в этих теплушках в поезде, раз нас, мы все пропускали военные эшелоны, военные эшелоны ехали. Мы ехали очень долго, это уже сентябрь, в Архангельск нас привезли, там холодно было – ужас. Кормили нас – то селедку давали, то какую-то сухую рыбу, а воды нету. Это было ужасно перенести такое. В товарных поездах, нар не было, даже соломы не было, друг возле дружки прижимались и все. потом погрузили нас на пароход «Архангельский», старый, такой большой пароход. Прямо в трюмы нас поселили, были уже нары, было все. Девчонок отдельно, мужчин отдельно отгородили и повезли нас морем из Архангельска. Ехали кажется суток 4-5. Мы ехали, знаете там, Карские ворота проезжали и эти, как глыбы большие льда, даже пробоину сделали, мы думали, может уже и затонем, скорее бы. Тюленей видели, они лежали на этих льдинах. Привезли нас в Дудинку, в Дудинке нас разгрузили, а тут такая кукушка была, такие маленькие вагончики.

Привезли, а здесь пусто, тундра, такая красивая тундра, ни одного домика, ничего не было, вот где 6 был лагерь, ну правда нас на рудник 3-6 женщин отделили, там мы были. Сделал, как вам сказать, вроде барака. Женщин огородили, а мужчины там были убийцы и поставили вахтера там, какого-то не русского, грузина до нас, чтоб мужиков не допускать, охраняли они. Мы-то заключенные полит, а те заключенные – убийцы. Приехала в Норильск в октябре в 45-м. И меня послали работать в ВТК на руднике, делать пробы с руды. Потом начали нас формировать, уже сделали вот здесь лагерь 6, где пивзавод, там был горный женский, а на другую сторону мужской, уже нас начали политзаключенных формировать по лагерям, чтоб вместе мы не были. И вот сформировали у нас 6 горный, это 58 статья, политзаключенные мы были все отдельно: женщины отдельно, мужчины отдельно. Здесь очень много было лагерей, очень много. Нам-то было по свободней, мы уже свободно себя чувствовали, правда работали мы по 12 часов, от 7 до 7 на морозе. Были и ночные смены.

Мужская была рядом, мы только не встречались, видели друг друга через проволоку. А водили нас в горстрой. Мы первые делали магазин Москва. Это первая наша работа на Октябрьске. Вот до сюда делали заключенные, где крепкие дома-то, а здесь уже комсомольцы. И вы знаете, так тяжело было у нас были только лопаты, кайло и тачка. Все время так кайлили, все вниз и вниз, там нормы нам давали, если норму не выработаешь, тебе хлеба дадут мало 700 грамм, выработаешь 900 грамм. А хлеб у нас был сырой, мы его сушили, насушишь было сухарей и в карман возьмешь и там ходишь на работе и жуешь. Делили эту пайку на ужин, на обед и на завтрак. Суп еще давали, то рыбьей головки туда побросают, то всякой всячины, суп я никогда не ела, не могла, кашу нам давали, овсяную, но так как лошади, шелухи больше, чем питательного, я только одну кашу ела и все время есть хотелось очень. Мы никогда не видели хлеба белого.

У нас так барак, с одной стороны 30 человек, барак, двойные нары, с одной стороны 30 человек, с другой 30, а барак такой двойной, с этой стороны заходишь 60 человек, с той 60. Всего 120 человек: 4 секции по 30 человек. Бригада по 30 человек, я сама бригадиром была, поставили меня бригадиром, моя бригада была интернациональная: были и латыши, поляки, эстонцы, немцы, литовцы, даже 2 японочки были. 2 бригады в одной половине, 2 в другой разделены коридором.

Две старушки были, одну оставляла дома убирать, в лагере таких позабирали даже, а другую брали на производство, она нам топила печки, нам обогреваться надо было, здесь знаете как было холодно, до 60 градусов, потому что было так ветрено, неосвоенно, вообще никого не было, по веревкам у нас ходили, такие пурги, ужасно, мы не могли выйти. А сейчас чудо, а не погода, сейчас то, зима. А у нас было морозов в то время 60. Актировали, если уже 40, да ветер, потом моя бригада, что-то год я ходила, называлась аварийная, то через дорогу чистить заносы, раньше не было никаких машин.

Вы знаете, когда работали, вот к медному заводу, медный завод строили, а дороги не было, там озеро было, пришлось нам пересыпать, когда едите видите, с одной стороны вода, а это было такое озеро кругом, мы его засыпали: гравий возили на тачке, на быках такой повозкою возили, мы даже там мамонтовую кость нашли. Это было летом. Дорогу строили до медного завода, тут, конечно, пришлось везде побыть на ТЭЦе. ТЭЦ1 строили сами, на промплощадке, где мы только не строили, везде строили. Еще вам один эпизод расскажу: первая школа, ее мы тоже сами строили. Уже мы как раз закончили ее, все сдавали, прораб там был, привели 6 комсомольцев, с нас телогрейки сняли, здесь номер, сзади номер. Они их одели: комсомольцы строят. Да, прямо с номерами. Фотографировали комсомольцев, а номера то они спрятали, как будто они строят.

Такая пропаганда ужасная была. Это было в 47-м году. В 53-м Сталин умер. В 48-м мы строили школу. А как мы носили кирпичи, доски, здесь вот на плечах доска и на ней кирпичи. Все на себе, а люди умирали, ужас, такая цинга была, у меня самой ноги распухли, вот такая была цинга. Я заболела уже в 49-м, люди, зубы повыпадали, а у меня на ноги – это сильная страшная болезнь. Нам давали написать только 2 письма в год, но мы ухитрялись: пишем письма придумаем какую-то улицу, дом, номер, квартиру, нелегально, сами бросали. А уже в письме дошло не обращайте внимание, это мы нелегально все пишем. Но так, как мама полька, она через красный крест, я написала: мама у меня такие ноги, болеем сильно, ну и она через красный крест прислала посылку чеснока, лука и вот этим я начала натирать десна, есть и пропала опухоль и так я девочек многих спасла. А так посылки очень редко, принимали, но редко доходили.

…..

….10 суток, я уже больше не могла, не сесть, ни лечь, и в сутки давали кружку кипятка и 300 грамм хлеба, я только могла вытерпеть там только 5 суток, я уже не могла, потом меня уже помиловали и сняли 5. Вышла у меня сразу температура до 40, правда мне дали освобождение, я на работу не ходила 3-е суток, лекарства там какого – одюжила, я не знаю или Бог это держал или что. Как я могла это все: очень болела там и дифтерией и гланды мне вырезали, чем я только не болела, почкой заболела, мне хотели вырезать, но кремлевские врачи были хорошие. Вот это я хорошо запомнила: Знаменский у нас был, Кузнецов – они спасли меня от этого. Кузнецов вот здесь похоронен, он был там 15 лет. Они тоже были политзаключенные и все были 5-й лагерь. Это было в 50-х. Когда уже Сталин умер, у нас сразу потепление стало, как его не стало стал Хрущев, сразу нам сделали 8-ми часовой день.

Мы делали забастовку в 53-м июнь-июль. Голодали, голодовка была ужасная, пищу не принимали 12 дней, требовали, чтоб приехало московское начальство. Вся зона держала. Нам прислали с Красноярска, мы опять отказалися с ними разговаривать. Они нам сказали, что мы все равно сделаем для вас лучшее и все прочее. Все время, всю жизнь обещали нам, это все кончилось. Потом вторично была забастовка, знаете, это прошло через месяц. Потому что нам обещали много делать и ничего не сделали, потом вторично забастовка была: вывесили флаги черные и написали «смерть или свобода». Там мы ничего не боялися: делали все, что возможно. Правда мою бригаду как раз выпустили, утром пришли на работу, а нас уже не впустили. Нам уже держали там, где мы работали, огородили и все, это было, знаете с месяц последний, там был такой бой, ужас. На этот месяц мы с бригадой остались в промзоне. Водою разливали пожарные, взялися все за руки, а мужчин-то и стреляли и убивали и все на свете. И потом как закончилась эта забастовка, надо кого-то наказывать: 700 человек у нас отняли. Это с нашей женской зоны сняли, а про мужчин и говорить нечего их расстреливали прямо на месте. Увезли, расстреляли – ничего не знаем. Вот так.

А уже когда в 53 Сталин умер, у нас совсем по-другому, Хрущев заступил, нам 8-ми часовой день сделали, решетки сняли с бараков, и открыли, мы бывало заходим и нас сразу на замок, все время нас закрывали, мы не имели право выйти не на улицу, ничего. Только имели право выйти, когда тебя ведут под конвоем, на работу, а это уже пожалуйста можешь по лагерю ходить свободно, сделали столовую, начали платить деньги. В первый раз я как раз получила 100 рублей, вы знаете это было чудо, хлеба булку взяли, повидло, чаю вскипятили, мы не помнили как съели это все, потому как мы никогда не видели этого хлеба. И тогда начали уже сроки сбавлять, кто отсидел 7 лет 3 года, по 2/3 освобождали. Меня освободили, три месяца мне надо было в мае ехать, меня в марте 55-го освободили. Никакой комендатуры, отвели вон там барак был, справку дали, паспорт не дали. И на отметку в старом городе проходили каждый месяц. Я сразу уехала. Только в 57-м я получила паспорт, еще никого не реабилитировали, а мне уже реабилитация пришла, я никому не писала.

…конвоем, и вот пожалуйста демобилизовался, полтора года еще ждал меня, все равно дождался и женился на мне, после освобождения. Он демобилизовался, он срочную службу служил, он конвоировал, был начальником конвоя, водил на работы. Он демобилизовался и остался в Норильске, так что он еще раньше. Так что еще замужем я ходила отмечаться, вот Геночка родился в 56-м, я еще не имела паспорта.

Титов Александр Дмитриевич – мой муж. Так, вроде ничего мужчина. Вот видите какая история и он был комсомольцем. Комсомолец и между прочем не побоялся, что у меня 58 статья. Он сам из Липецкой области.

Когда ехать за Медный завод, там еще бараки сохранилися, какие были тогда. Бараки были из досок с одной стороны, с другой стороны.

Расшифровал Владимир Биргер. 2000 г. Источник: http://www.memorial.krsk.ru/memuar/Malevich.htm

Публикация

Оккупация

Этот материал появился в редакционной почте в связи с приближающимся Днём Победы. Мы отложили его на некоторое время. Прочитав, вы поймёте, почему. В Великую Отечественную не все воевали с фашистами. Находились люди, у которых не было причин ненавидеть Гитлера. Зачем, если ты не еврей и не русский и тебя не собираются стереть с лица земли или превратить в раба? А вот к коммунистам и Сталину у таких людей претензии есть. Причем настолько основательные, что даже первый директор Норильского комбината Авраамий Завенягин запомнился героине очерка как тиран, собственноручно отстреливавший по 5-6 человек ежедневно.

С Ядвигой Викентьевной Малевич мы познакомились в кинотеатре "Родина", где отмечался день политзаключённых. Через месяц я сидела у неё, пила чай и слушала рассказ о жизни.

...6 августа 1925 года в Варшаве в семье богатого землевладельца родилась дочь Ядвига. Семья была зажиточной, имела много земли. Отец, Винсенте, работал инженером, а мама следила за домом и детьми. Кроме дома в Варшаве, Малевичам принадлежало имение Богучарово в Барановичах. Сейчас это территория Западной Белоруссии, а тогда она принадлежала Польше. По словам Ядвиги Викентьевны, семья была дружная. Детей учили вести дела, правильно хозяйничать. Отец и мать не терпели лжи, несправедливости и за проступки сильно наказывали. Родителей называли только на вы и очень уважали. Детство было сказкой.

По свидетельству Ядвиги Викентьевны, в Польше жили хорошо. Была и безработица, но кто хотел нормально жить, находил работу, крутился. Капиталистический строй, говорит Ядвига Викентьевна, самый лучший государственный строй. Никто никого ни к чему не обязывает, ни к чему не принуждает, есть свобода выбора: будешь хорошо работать, будешь многое иметь. Не будешь - умрёшь с голоду. Возможность встать на ноги государство давало. Налоги были не очень большими. Заплатил и работай спокойно.

Электрические чайники, дорогие столовые принадлежности, сервизы, прекрасная дубовая мебель, великолепные ткани, красивая одежда были не роскошью, а предметами первой необходимости. Так жили многие. В гимназии Ядвигу учили иностранным языкам, истории, философии, точным наукам, религии и экономике. Поскольку она мечтала стать врачом-хирургом, старалась как можно лучше изучать химию, биологию, но и о языках не забывала. Сейчас Ядвига Викентьевна знает русский, польский, латышский и немецкий.

Прекрасное детство оборвалось в один миг. Осенью 1939 года началась вторая мировая война, семья уехала в Барановичи, не захотела оказаться под властью фашистов. Это было роковым стечением обстоятельств, если бы остались в Варшаве, то всё было бы иначе. Ядвига Викентьевна верит в судьбу. "Однажды в воскресенье мы с мамой возвращались из церкви, и за нами увязался один старец, глухонемой. Подошёл к матери и пишет на земле: "Пани, позвольте, я вашей дочери судьбу скажу!" Мама ему деньги предлагала, а он не взял, только на земле нарисовал сначала железную дорогу, потом волны, воду то есть, а потом решётку. Писал на земле клюкой, что жизнь у меня будет трудная, но проживу долго, сына одного воспитаю и в старости всё у меня всё хорошо сложится. Я этот рисунок до сих пор помню. Мама тогда не поверила этому, разозлилась только на старика, а он ведь правду сказал".

  • * *

Немцы оккупировали часть Варшавского воеводства, Красная Армия перешла границу и заняла территорию нынешней Западной Белоруссии (тогда территория Польши), в том числе и Барановичи. В пролетарской России плохо относились к капиталистам. "К нам в дом ворвались чекисты, объявили, что наша семья высылается в Сибирь, и дали 24 часа на сборы. Ни драгоценности, ни деньги взять с собой было нельзя, только самое необходимое. Такого удара не выдержал отец, он умер от разрыва сердца в своём кабинете за письменным столом.

Отец спас от ссылки всю семью, её оставили в Барановичах, но из дома выгнали и поселили в сарае для скотины. "После того как отправили в Сибирь всех тех, кто имел личные дома, у кого было хозяйство, то есть людей более или менее богатых, состоятельных, русские начали заселяться в пустые дома. Они пришли и жили на всём готовом два года. Обидно было просто жуть. Ходили в наших вещах, жили в наших домах. Приехали офицерские жёны. Идут, валенки до колена, телогрейки на плечах, шапки ободранные, все какие-то серые, грязные. Дети ободранные, замученные, смотреть на них было страшно".

В течении двух лет в городе творился настоящий хаос. Офицеры бросали своих жён, женились на полячках. Очень много было случаев, когда русские мужики просто похищали польских женщин и увозили с собой. По словам Ядвиги Викентьевны, молодые девушки и женщины боялись выходить на улицу. 22 июня началась Великая Отечественная война. Ядвига Викентьевна оказалась свидетельницей того, как отступали русские войска.

"Лето. Погода тёплая, конец июня. Мама мне говорит: "Возьми, Ядвига, велосипед и съезди в город, посмотри, что с нашим имением". Я на велосипед и вперёд! Подъезжаю к городу, а там пыль столбом, ничего не видно, одни только фуражки с советскими звёздами в воздухе летают, крики слышатся, женские, детские, маты солдатские. Я сразу поняла, что немцы пришли и русских гонят, в подвале нашего дома спряталась и сидела. Как всё затихло, вышла. Смотрю, жандармерия приехала, солдаты немецкие ходят. Нас, кто остался, всех построили и начали расспрашивать, кто такие, национальность. Спросили, умеет ли кто по-немецки говорить. Я ответила, что умею. Мне предложили работать переводчицей, я сразу же отказалась, мотивируя тем, что у меня в городе мама с сестрой, нужно ехать обратно домой и меня родители на такую работу не пустят. На такие, казалось бы смешные аргументы отреагировали нормально и настаивать не стали".

  • * *

Фашисты жестоко расправлялись с русскими и евреями. Поляков они уважали, а особенно хорошо относились к тем, кто на них работал. С приходом фашистов стало гораздо спокойнее. Нужно было выживать в новых условиях. Ядвига Викентьевна пошла зарабатывать деньги. Маме нужно было следить за домом и детьми, а старшая сестра Мария вообще не могла выйти, боялась, что её примут за еврейку, она была очень похожа на неё и, если выходила на улицу, то только зимой, в плаще с капюшоном, заправляя свои тёмные волнистые волосы.

Ядвига Викентьевна работала в военном госпитале санитаркой. Дела вела прекрасно, немцы были довольны её работой, раненые её знали и уважали, всегда угощали шоколадом. Шоколад был в диковинку, из другой, хорошей жизни. По словам Ядвиги Викентьевны, мама варила суп даже из стружки. Когда дочь приносила шоколад, это был настоящий праздник. Однажды есть было совсем нечего, хоть ложись и с голоду помирай. Ядвига с утра пошла на работу, а когда смена закончилась, пришла в столовую и говорит повару: "Можно я вам помогу картошку почистить?" Повар разрешил: "Почисти, Геде (Ядвига по-немецки), если есть время". "Я картошку чищу, шкурку тонко срезаю, чтобы не сказали ничего дурного. Потом шкурки к себе в сумку кладу. Повар увидел и говорит мне: "Что ты делаешь, Геде? Если вам есть нечего, так ты говори, я тебе всегда продуктов дам". В этот день пришла домой счастливая, с сумкой картошки, булкой хлеба, солью, которой так не хватало. Мама суп приготовила вкусный, сколько радости было, ели и не могли поверить, что едим наконец-то, как люди, еду человеческую".

Жили ещё и тем, что меняли пальто на продукты, одеваться было нужно. Пальто шили сами из шерстяных одеял. Ядвига работала в госпитале, и зимой к ней всё время приходила сестра в большом плаще с капюшоном.

"Придёт Мария ко мне, плащ свой быстренько снимет, а я кровати застилаю и вместо трёх одеял под простыню два положу, а третьим обмотаю сестру. Она плащ свой оденет и не видно, что под ним что-то есть. Дежурные сумку у неё проверят и пропускают".

Так прожили четыре года. По словам Ядвиги Викентьевны, жили более или менее нормально, спокойно, тихо и на судьбу не жаловались.

  • * *

В 1944 году были освобождены Польща и Белоруссия, в Барановичи вошли русские войска. 9 мая была объявлена победа СССР над фашистской Германией, а 25 мая Ядвигу арестовали по 58-й, политической, статье и отправили в тюрьму, в Брест. Донос написала соседка Наташа Кондрашова, испугавшись, что Ядвига сдаст её русским (Наташа была девочкой лёгкого поведения у фашистов). Ядвигу Викентьевну обвинили в пособничестве фашистам.

Сначала в Бресте её приговорили к расстрелу, потом заменили расстрел десятью годами ссылки. В сентябре она уже была в Норильске.

  • * *

В 1938 году, в апреле, в Норильск приехал первый директор Норильского комбината Авраамий Павлович Завенягин. В книге "Формула Завенягина", которую написали в 1985 году некто М.Колпаков и В.Лебединский, на протяжении двухсот страниц повествуется о великом человеке Авраамии Павловиче. Я цитирую свидетельство ветерана Н.Ф.Карташова, приведённое в книге: "Сам он – олицетворение высокой культуры, образованности, интеллигентности, технической эрудиции. Был авторитетной личностью, но никогда не подавлял самостоятельность, никогда не навязывал собственного мнения... Он был красивым человеком и внешне, и внутренне".

Типичный советский штамп, который использовался при описании человека, государству угодного. По свидетельству не только Ядвиги Викентьевны, но также ещё нескольких политзаключённых, с которыми довелось встретиться, Авраамий Павлович Завенягин был самым настоящим тираном. За любое не то что непослушание, за любое наперекор сказанное слово людей расстреливали на месте. С собой он всегда носил наган в кармане и в день мог убить 5-6 человек, в зоне его боялись и ненавидели.

О десяти годах лагерной жизни Ядвига Викентьевна вспоминает сегодня как о годах ада. В 1952-м заболела цингой. Не хватало витаминов. Суп, который давали, она никогда не ела, потому что он напоминал помои, рыбу тоже. Питалась только овсяной и пшённой кашей, по праздником манной. Хлеб был всегда сырой. "Сожмёшь его, а из него вода течёт и хлеб этот в комок превращается". Хлеб обычно сушили, грызли сухари. От болезни спасла мамина посылка. Прислала ей лука, чеснока. Ядвига Викентьевна натирала им зубы, дёсны, ноги и через некоторое время выздоровела. Очень многих заключённых спасли от смерти кремлёвские врачи Петухов, Кузнецов, военный врач Знаменский. И вообще люди друг другу помогали.

После смерти Сталина стало легче. С окон сняли решётки, разрешили убрать номера с одежды и свободно передвигаться по зоне, за работу стали немного платить. В марте 1955 года Ядвига Викентьевна освободилась. Вышла сразу же замуж и родила сына Геннадия. В 1958 году ей одной из первых пришла реабилитация и она съездила в Польшу. Сейчас живёт с сыном и мечтает уехать на родину совсем.

Записала ЕЛЕНА ШАРПАЕВА, ученица 11-го кл. гимназии № 7

P.S. Работа Елены Шарпаевой называется "Должны ли русские отказаться от коммунизма?". Мы не смогли опубликовать её полностью, но нам понравилась разумная мысль автора: государство должно существовать для человека и дать ему (см. выше: в довоенной капиталистической Польше налоги были небольшие) возможность заработать, чтобы он мог достойно провести остаток жизни.

Автор считает, что лучший государственный строй - капитализм и удивляется (но не осуждает) слепости соотечественников, до сих пор отдающих голоса коммунистам. Русские должны отказаться от коммунизма, считает Елена, тогда не будет таких трагических жизненных судеб, как у Ядвиги Малевич.

Хотя миллионы россиян, не попавших в сталинскую мясорубку, вряд ли согласятся с автором, вспоминая стабильные коммунистические времена с щемящей ностальгией. Мы же не можем согласиться с характеристикой Авраамия Завенягина. Множество письменных свидетельств, опубликованных в разное время на страницах нашей газеты, рисуют первого директора человеком, напротив, спасшим от расстрела десятки и сотни людей. Да, он был человеком системы, предотвратить всё было не в его силах. Мог подписать приказ о расстреле за саботаж, уголовное преступление. Требовательным - был, тираном - нет. Около сотни восхищённых (и один - два негативных) отзывов о первом директоре Норильского комбината собрано в книгу А.Львова "Я болельщик Норильска". Более половины рассказчиков - бывшие узники Норильлага.

Т.РЫЧКОВА "Заполярная правда" 24 мая 2000 г. № 75(12313) (газета, издаётся в Норильске)

Сообщение

Сообщение Ядвиги Викентьевны Малевич

Я.В.МАЛЕВИЧ (Jadwiga MALEWICZ c. Antoniny i Wincentego) родилась в 1925 г. в Варшаве, в семье землевладельца. У отца было поместье под Брестом, куда семья обычно выезжала на лето.

В сентябре 1939 года семья эвакуировалась в БАРАНОВИЧИ. Там вся семья попала под советскую оккупацию.

Осенью 1939 г. им объявили о "выселении" и дали на сборы 24 часа. Мать и дети начали собирать вещи, а отец ушёл в кабинет. В 5 часов утра за ними приехало НКВД, зашли в кабинет и увидели, что отец мёртв. Вероятно, у него не выдержало сердце. Ему было тогда 60 лет.

Видимо, в разнарядке НКВД значился отец "с семьёй", а члены семьи не были перечислены. Увидев, что Винценти МАЛЕВИЧ мёртв, энкаведешники махнули рукой и не стали забирать его жену и детей, только выгнали их из дома.

Антонина Малевич с детьми сняла какой-то угол, Ядвига пошла работать буфетчицей.

Когда советская оккупация сменилась на германскую, Антонина Малевич обратилась к новым властям, и те вернули одну комнату. Остальную часть квартиры занимал офицер СД, он ходил на службу в чёрной форме. Он вёл себя прилично, конфликтов с ним не возникало. Ядвига МАЛЕВИЧ в это время работала на кухне в военном госпитале.

При второй советской оккупации Ядвига МАЛЕВИЧ снова работала в буфете. 25.05.45 г. её забрали из дома, видимо, по доносу соседки, сын которой "при немцах" служил в полиции.

Ядвигу МАЛЕВИЧ сразу увезли из БАРАНОВИЧЕЙ в БРЕСТ, видимо, во внутреннюю тюрьму. Сначала она сидела в одиночке, откуда её гоняли на допросы. На допросах избивали: заставляли подписать, что она "служила у немцев". Она объявила голодовку. После этого её повели к врачу, заменили следователя.

Видимо, в НКВД решили, что обойдутся без признания. 4.06.45 г. Ядвигу МАЛЕВИЧ повели на трибунал войск НКВД и там объявили ВМН (расстрел), но через 20 минут "заменили" на 10 лет лагеря, причём сразу сказали, что это будет Норильск.

С трибунала её увезли в тюрьму, в общую камеру, и уже через 3 дня отправили на этап. В этапе было только 12 девушек, а все остальные - военные, в том числе много офицеров, были даже генералы. Вагоны были без нар, узники лежали на полу. Везли долго, через какие-то пересылки, и только в сентябре 1945 г. этап выгрузили в АРХАНГЕЛЬСКЕ.

Там весь этап загнали в трюм парохода "Архангельск". В трюме хотя бы были нары. В проливе Карские Ворота пароход получил пробоину, но её быстро заделали. Через 4 или 5 суток после выхода из АРХАНГЕЛЬСКА этап выгрузили в ДУДИНКЕ.

Оттуда узников сразу, без карантина, повезли по узкоколейке в НОРИЛЬСК. Весь этап или его значительная часть попал на рудник 3/6. В зоне отгородили женский барак.

На руднике 3/6 Ядвига МАЛЕВИЧ работала в ОТК. В этом лагере она просидела примерно 3 года.

В 1948 г. политзэков начали переводить из НОРИЛЬЛАГА в ГОРЛАГ. Ядвига МАЛЕВИЧ попала на 6-е л/о, в женскую зону выше нынешнего пивзавода. К женской зоне примыкала с северной стороны мужская зона.

На 6-м л/о всем повесили номера. У Ядвиги МАЛЕВИЧ был номер Ш-268.

В ГОРЛАГЕ работали по 12 часов (с 7 до 19), бывали и ночные смены. Воскресенья были выходные. Пайка 900 граммов, при невыработке (невыполнении нормы) 700. Но пайки были мокрые, их сушили на печке и ели эти сухари. Давали баланду из рыбьих голов (Ядвига МАЛЕВИЧ её не ела). Ещё была каша из овса вместе с шелухой, и шелухи больше, чем овса. Пока ели эту кашу, всё время плевались, - выплёвывали шелуху (каша "жуй-плюй"). В 1949 г. в зоне началась цинга. У Ядвиги МАЛЕВИЧ опухли ноги. У некоторых узниц выпадали зубы.

Бараки на 6-м л/о были по преимуществу деревянные, засыпные (в стены насыпан шлак). Барак состоял из четырёх секций - на 4 бригады по 30 человек, с 2-этажными нарами-вагонками.

На 6-м л/о было 25-30 таких бараков. Ещё в зоне была столовая, баня и другие постройки. В зоне был стационар, в палатах койки (а не нары).

Начальником 6-го л/о был КУЗНЕЦОВ. Над узницами он не издевался. К нему можно было обратиться с просьбой, и по мере возможности он помогал.

Каждому заключённому разрешали отправить 2 письма в год. Но узницы, которые работали на Горстрое, отправляли письма и "нелегально": ставили липовый обратный адрес и бросали в почтовый ящик в городе, сами или с помощью вольных.

Многие узницы на 6-м л/о занимались рукодельем, и для себя, и "на заказ": вышивали или вязали. Самодельные иголки и крючки тщательно прятали от шмона. Ядвига МАЛЕВИЧ вышивала пододеяльники (на заказ, за плату).

Рождество и Пасху праздновали ночью в бараках (католики отдельно, православные отдельно), потихоньку, в тайне от охраны. На праздники делали торт: сушили чёрный хлеб, потом перетирали с сахаром и месили из него тесто. Сахар покупали у вольных.

На 6-м л/о Ядвига МАЛЕВИЧ работала бригадиром. Её бригада в 1948-1949 гг. строила дом с гастрономом "Москва" в самом начале Горстроя (на Октябрьской пл.), потом, в 1950 г., школу N 1, во дворе, напротив гастронома "Москва". Когда эту школу сдали, с шести узниц сняли бушлаты, спороли номера, нарядили в бушлаты каких-то комсомольцев и фотографировали в качестве строителей школы, для газеты.

В 1951 г. бригада Ядвиги МАЛЕВИЧ строила ТЭЦ-1. Там работали на подсобных работах, рыли котлованы. В 1952 г. её бригада прокладывала дорогу на БМЗ (медеплавильный завод). Гравий для дорожной насыпи возили на быках. В 1953 г. бригада снова работала на Горстрое: строила музыкальную школу по ул. Кирова.

На Горстрое у бригады был балок, где в сильные морозы можно было иногда погреться. Морозы бывали до -60С. Правда, при -40С день актировали для всех бригад, кроме аварийной.

В бригаде Ядвиги МАЛЕВИЧ не было других полек. Больше всего было украинок. В бригаде была Лидия СУХОВЕЕВА (р. 1927), родом из МАНЬЧЖУРИИ, где её и арестовали. Мать у неё была японкой, а отец был русский. У неё был срок 8 лет. После освобождения она уехала в Белоруссию.

В конце 40-х гг. Ядвигу МАЛЕВИЧ стал вызывать лагерный опер и всё пытался заставить её стучать на бригадников, - кто с кем и о чём говорит и т.п. При очередном вызове к оперу она просто положила повязку (бригадирскую). И вызовы прекратились, причём Ядвига даже осталась бригадиром. Правда, за отказ ей не выдали продуктовую посылку, которую прислала мать из Барановичей. Посылку отправили обратно, из-за чего мать подумала, что Ядвига умерла. Но вскоре Ядвига прислала матери письмо.

Другой случай закончился хуже. Как-то на работе Ядвига сказала одной украинке из своей бригады: "Не надрывайся, тебе ещё на воле жить!" То ли сама эта украинка настучала, то ли проговорилась, и дознались стукачи, но Ядвигу за эти слова закатали в карцер (БУР) на 10 суток. В карцере у неё обострился нефрит, смльно болели почки. Её выпустили через 5 суток, и сразу положили в стационар (на 6-м л/о).

В стационаре на 6-м л/о работали врачи высокой квалификации (таких врачей народ называл "кремлёвскими"). Среди них был онколог ЗНАМЕНСКИЙ, военврач, арестованный на фронте, со сроком 10 лет; хирург ПЕТУХОВ, со сроком 15 лет; КУЗНЕЦОВ и терапевт ОРЛОВ, тоже пятнадцатилетники.

Летом 1953 года, в начале стачки, вся зона 12 дней держала голодовку, добиваясь приезда московской комиссии. После приезда комиссии и переговоров стачка на 6-м л/о прекратилась.

Но через месяц лагерь забастовал снова. Узницы подняли над бараками чёрные флаги, лозунги "Свобода или смерть!" Ядвига со своей бригадой в момент начала "второй" стачки была на смене и в результате застряла в промзоне на целый месяц. Она не видела штурма зоны и подавления стачки. После разгрома с 6-го л/о вывезли около 700 узниц, которых каратели сочли самыми активными забастовщицами.

После упразднения Горлага, когда сняли номера, а с окон бараков - решётки, рабочий день сократили до 8 часов и даже стали платить небольшие деньги.

Ещё при Горлаге Ядвига познакомилась с солдатом-срочником, который служил в конвое, и он твёрдо заявил, что на ней женится. Этот солдат, Александр Титов, демобилизовавшись, остался в Норильске и ещё полтора года ждал освобождения Ядвиги.

Ядвигу МАЛЕВИЧ освободили из лагеря весной 1955 г. и поставили под комендатуру в НОРИЛЬСКЕ. Она вышла замуж за Александра Титова и работала на медеплавильном заводе.

30.03.57 г. ВТ Прикарпатского ВО пересмотрел дело, по которому посадили Ядвигу МАЛЕВИЧ, и в апреле она получила справку о реабилитации. Только тогда ей сняли ссылку и выдали паспорт.

9.08.2000 г. Записал В.Биргер, Красноярск, Общество "Мемориал"

В архиве:

копия справки о реабилитации Я.Малевич, фотография Я.Малевич (Барановичи, 1943 г.), фотография Я.Малевич (Норильск, промзона, 1954 г.), фотография Я.Малевич (Норильлаг, 1955 г.). Источник:http://www.memorial.krsk.ru/svidet/Malevich.htm

Фотогалерея

"Фотография из БД Красноярского общества "Мемориал""