Белимо-Пастернаков Гавриил Андреевич (1897)

Формуляр отредактирован пользователем, данные не подтверждены документально и нуждаются в проверке.

• Дата рождения: 1897 г.
• Варианты ФИО: варианты фамилии: Билима, Пастерманов, Билима-Пастерманов, Пастернаков
• Место рождения: Варшава
• Пол: мужчина
• Социальное происхождение: Сын учителя
• Образование: незаконченное высшее
• Профессия / место работы: партийная работа, член Центрального организационного бюро ПСР, педагог
• Место проживания: Москва, Б. Никитская, д.5
• Партийность: социалист-революционер с 1916

• Дата смерти: 19 декабря 1923 г.
• Место смерти: Соловки

Аресты

• Дата ареста: 5 сентября 1921 г.
• Осуждение: 17 мая 1922 г.
• Приговор: 2 года ссылки в Яренск Вологодской губ.
• Место отбывания: Ярославская тюрьма; Бутырская тюрьма; Ярославский политизолятор.

---

• Осуждение: 23 февраля 1923 г.
• Приговор: заключение в Соловецкий концлагерь. Застрелен охранниками 19.12.1923

---

• Источники данных: БД "Жертвы политического террора в СССР"; Материалы к биографическому словарю социалистов и анархистов, НИПЦ "Мемориал" (Москва)

Биография

Сын учителя. Учился на историко-филологическом факультете Петроградского университета (1914–1917). Слушатель Института народного хозяйства в Москве (1921). Работал в кооперации и занимался преподавательской деятельностью. В ПСР с 1916. После Февральской революции 1917 входил в Петроградский СРиСД; работал в Бюро печати Министерства земледелия Временного правительства. В октябре 1917 – секретарь Тверского губернского земельного комитета. Инструктор Тверского (октябрь 1917 – сентябрь 1918) и Тульского (сентябрь 1918 – сентябрь 1920) посреднического товарищества кооперативов; инструктор по кооперации (сентябрь 1918 – сентябрь 1920) и заведующий бухгалтерско-статистической частью Тульского совнархоза (сентябрь 1918 – апрель 1921). С апреля 1921 в Москве – секретарь Белорусского университета. 26 апреля 1921 арестован, помещен в Бутырскую тюрьму. Освобожден. Арестован СО ВЧК 05.09.1921 на основании агентурных сведений, что он является членом Центрального организационного бюро ПСР. Помещен в Ярославский политизолятор. На допросе отказался от дачи показаний. В декабре 1921 содержался в Бутырской тюрьме. 24 февраля 1922 Президиумом ГПУ был включен в список эсеров, которым в связи с организацией процесса по делу ПСР было предъявлено обвинение в антисоветской деятельности. 17 мая 1922 приговорен к 2 годам ссылки в Яренск Вологодской губ. 19 мая 1922 – в Ярославской тюрьме. 3 октября 1922 объявил голодовку. В декабре 1922 – в Бутырской тюрьме. В марте 1923 – в Ярославском политизоляторе. 23 февраля 1923 приговорен к заключению в СЛОН.

История партии социалистов-революционеров

По сообщению «Социалистического вестника» осенью 1923 г., «...переведённые из Пертоминска 175 социалистов поселены в скиту Саватеево. В их распоряжение предоставлен дом, рассчитанный максимально на 80 чел. <...> в Соловках есть люди, сидящие уже по 3–3,5 г., на нервной системе которых до чрезвычайности отражается пребывание в общей камере. Больница находится в главной части острова, у пристани. Навещать больных разрешается лишь в том случае, если по заключению врача больной накануне смерти. От больницы пришлось отказаться, и больные остаются в общих камерах. Почты нет. Письма идут только до Архангельска. Адресованные на управление лагерей заключённым не доставляются. Продолжительность и количество свиданий зависит от произвола администрации. Приезжающие помещаются в дом, откуда им не разрешается выходить под угрозой стрельбы, к ним приставляется стража. До и после свидания их обыскивают. Доставленные в больницу из Савватьевского скита провели там лишь несколько дней, встретив вместо лечения и ухода сплошное злорадство и издевательство».

По сведениям на 15 декабря 1923 г., в Савватьевом скиту сидело 63 с.-р. (из них убиты 19 дек. 6 чел.), 12 левых с.-р., 53 с.-д. и 32 анархиста; в Муксолмском скиту – 38 с.-р. и 26 с.-д., в Кремле (12 верст от Савватия) – 21 с.-д., 4 левых с.-р. и 2 анархиста. Всего – 252 политзаключённых (за вычетом убитых). Ходатайства заключённых о переводе на материк отклонялись, в условиях наступающей северной зимы отсутствовали тёплая одежда и обувь, нормальное освещение. Постепенное ужесточение режима закончилось столкновением заключённых и администрации 19 декабря 1923 г.

За три дня до этой даты старосты политзаключенных были извещены, что из Москвы пришло распоряжение о сокращении времени подачи электричества и времени свободного передвижения (с 9.00 до 18.00) по оцепленной по периметру колючей проволокой территории вокруг двух корпусов, где заключённые жили в условиях полной автономии и на началах самоуправления (под охраной часовых на вышках). Староста отказался принять новые правила, расценив их как первый шаг к установлению в лагере норм тюремного режима. Полная оторванность острова от внешнего мира зимой делала ненужной даже содержание за колючей проволокой, о чем местная администрация неоднократно докладывала в Москву, ходатайствуя о разрешении свободного передвижения политзаключенных по острову зимой. Бессмысленность и политическая подоплёка ужесточения режима была очевидной для всех.

По приказу начальника Управления Северных лагерей особого назначения ГПУ А.П. Ногтева была составлена и прислана из Кремля специальная команда, куда вошли преимущественно надзиратели из проштрафившихся чекистов. Сам Ногтев был известен тем, что во время одной из голодовок эсеров, привезённых из Сибири, сказал им: «Вам давно пора понять, что мы – победители, а вы – побеждённые. Мы совсем не собираемся устраивать так, чтобы вам было хорошо, и нам нет дела до вашего недовольства. По-моему, вам гораздо проще сразу повеситься, до такой степени это безнадёжно». Появившись в Савватьеве днем, Ногтев вскоре уехал, оставив записку старостам, из которой следовало, что следует объявить на поверке, что прогулка впредь будет завершаться в шесть часов вечера. Так как поверка производилась в 8 вечера, старосты решили, что к текущему дню это не имеет отношения. Мирное решение конфликта было блокировано властями: комендант отдал приказ помешать прогулке ещё до шести часов. Характерно и то, что в этот вечер не отбивали на колокольне часы, как это делали обыкновенно, а старосту эсеров члена ЦК ПСР А. А. Иваницкого-Василенко не пустили к коменданту для переговоров.

Первые выстрелы были сделаны ещё до наступления намеченного времени, и они были произведены часовыми с вышек в воздух. На выстрелы вышли эсеры, левые эсеры и анархисты (меньшевиков не пустил их староста член ЦК РСДРП Б. О. Богданов), которые заполнили обычные места прогулки. Карательная команда оцепила лагерь с трех сторон (в том числе, и со стороны озера) и после приказов зайти в корпуса не стала теснить заключённых шеренгой, а вопреки ожиданиям заключённых (среди которых были и боевые офицеры), открыла огонь. После первых выстрелов были убиты и ранены три эсера и один анархист. Часть политзаключённых легла, но стрельба продолжалась и по лежащим. После того как понесли раненых, цепь двинулась на заключённых, ей навстречу направилась группа пытавшихся остановить солдат заключённых во главе с эсером Г. Т. Качоровским. По ним открыли стрельбу в упор. Было убито пять социалистов-революционеров: трое мужчин – Качоровский, Г. А. Билима-Постернаков, М. М. Горелик и две женщины: Е. И. Котова (жена Качоровского) и Н. А. Бауэр – все они были так называемыми «солидарниками», то есть теми, кто летом 1922 г. выразил свою солидарность с подсудимыми по процессу над с.-р., а что и были преданы Ревтрибуналу и отправлены на Соловки. Позже умер ещё один эсер – В. И. Попов. Были ранены эсер Г. Э. Шик и анархист Л. Я. Лебедев.

По свидетельствам заключённых, красноармейцы в основном стреляли в воздух, иначе погибших было бы во много раз больше. Характерно, что помощником коменданта Савватьевского скита был чекист А. И. Рощин, попавший на Соловки за то, что перед этим в пьяном виде угнал автомобиль у иностранного посла. Вот как описывал в «Социалистическом Вестнике» похороны погибших меньшевик Борис Сапир, бежавший из ссылки за границу в 1926 г.: «Есть опасение, что администрация попытается отнять у коллектива трупы. Организуются непрерывные дежурства, охраняющие все входы в корпуса, мертвецкую. В мертвецкой ещё угрюмее и пустыннее, чем в других углах корпуса. В большой комнате пять тел. На тюремных топчанах, накрытых окровавленными простынями, они лежат рядом один подле другого. Лица не покрыты. Ещё не успели измениться. Сохранили выражение ощущений последних минут жизни. Спокойно будто спит Лиза Котова. Она легче других умерла. Такие, как и всегда, лица Билимы и Н. А. Бауэр. Измученное, подёрнувшееся желтизной, словно из воска, лицо М. М. Горелика. Редкая бородка, обрамляющая его, кажется приставленной. Ужасное выражение лица у Г. Т. Кочаровского. Пули не пощадили его. Он был на прогулке вместе с женой, убитой рядом с ним Е. И. Котовой. Когда раздались выстрелы, Кочаровский пытался защитить собой жену и шедшую с той ещё одну заключённую. Пули сорвали четыре пальца с руки, ранили в живот, пробили спинной хребет. Не приходя в сознание, он дико кричал и стонал от боли. И теперь его лицо отражает эти мучения...

[...] Хоронить разрешили вне тюремной проволоки без речей, как настаивало Управление лагерей. [...] Выбрали место за проволокой и приступили к рытью братской могилы. Трудная это была работа. Почти двое суток, непрерывно сменяясь, группами долбили промёрзшую землю, доставали камни, в таком изобилии покрывающие и залегающие в соловецкой почве. [...] Полукруглая церковь. По стенам изображения святых. Узкие окна покрыты решетками. С них видны стоящие внизу на козлах гробы. Стоят они в том же порядке, в каком убитые были между собой связаны в жизни. [...] Утро похорон. Лица убитых открыты. Гробы украшены зеленью – венки из зелёных елей, букеты из еловых веток. У стен знамёна всех фракций скита – три красных, одно черное – анархистское... Знамёна сшиты из случайных лоскутьев, бывших под рукой. Ленты с именами мёртвых. Тяжёлая сцена прощания... Длинной чередой проходят товарищи мимо изголовья гробов. Вряд ли была более тяжёлая минута, чем эта... Индивидуальное прощание кончилось. Голоса всех сливаются в последнем общем прощании: «Вы жертвою пали борьбы роковой, любви беззаветной к народу». Эти звуки и слова, которыми окрашено всё протяжение русского революционного движения, они имеют право огласить древнейший скит Соловецкого монастыря. [...]

Неподалёку от Савватьевского скита холм, с которого виден тюремный корпус. Вблизи лес. На холме высится насыпь, убранная дёрном. Целое лето 1924 г. убирали заключённые могилу, как бы предвидя, что они её покинут. Насыпь окружена оградой из стволов молодых белых берёзок и набросанных грудой камней. На насыпи, под которой находится братская могила, лежит большая серая каменная глыба. С одной стороны на ней высечены имена шести убитых. С другой – одна единственная, но обо всём говорящая надпись: 19-Е ДЕКАБРЯ».

Позже администрация лагеря уничтожила этот своеобразный мемориальный комплекс. По свидетельству Юрия Бродского, посвятившего Соловкам десятилетия своей жизни, могильный камень в силу его размеров не стали никуда транспортировать, а вырыли позади него глубокую яму и столкнули в неё. В буквальном смысле слова мемориал был стёрт с лица земли, и это понятно, ведь для инициаторов и исполнителей этого расстрела любая память о нём была преступлением.

5 января 1924 г. Политбюро ЦК ВКП(б) постановило «предложить ЦИК СССР назначить комиссию для расследования происшествия в Соловецком монастыре в составе т.т.: члена Президиума ЦИК тов. Смирнова, члена Президиума ЦКК тов. Коростелева и тов. Катаняна» и «поручить тов. Дзержинскому дать заметку о происшествии в хронику». Политзаключённые требовали включения в состав комиссии представителей Помощи Политзаключённым и Амстердамского объединения профсоюзов «в целях беспристрастного расследования и осведомления всех революционно-социалистических организаций Запада» 11 . После того как следственная комиссия «не сочла возможным обсуждать по существу это домогательство политзаключенных», последние отказались давать показания комиссии, составленной из представителей лишь одной стороны, и выводы комиссии базировались на «имеющихся в деле материалах, состоящих:

из ряда свидетельских показаний, данных красноармейцами и командой надзора; из показаний, данных на допросах вызванных в Москву: а) коменданта 2-го отделения Управления Соловецких лагерей т. Розенталя, б) т. Фастова – политрука 4-го взвода No ... дивизиона, состоявшего в Соловках, в) т. Герасимова – Командира того же взвода и г) т. Ногтева, Начальника Управления Северных лагерей; письменных заявлений, поданных в администрацию Соловецких лагерей представителями политзаключённых». Как и следовало ожидать в такой ситуации, комиссия пришла к следующим выводам: «не установлено и то обстоятельство, что старостат в целом или отдельные его представители якобы делали попытку проникнуть к администрации, но что они допущены не были.

Все это, а в особенности уклонение заключённых от присылки своих представителей в следственную Комиссию для дачи показаний, даёт основание следственной Комиссии не доверять утверждениям старостата о якобы подготовлявшемся расстреле. Переходя к вопросу об уголовной ответственности, Следственная Комиссия приходит к заключению, что в действиях администрации северных лагерей не усматривается состава преступления» [АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 172.] http://urokiistorii.ru/node/53565